Чтобы зайти в дом, сгибаешься и попадаешь в сени, затем – в крошечную кухоньку и, наконец, в шестиметровую светлицу. В ней жили дед Семён и бабушка Марина, Костюченки (дядя Серёжа, его жена Света и двое их детей), я, моя сестрёнка Тамара, мама, папа и ещё какая-то родственница, учившаяся в педучилище, у неё был маленький ребёнок, зыбка с младенцем занимала невероятно много места.

И вот нас в этой светлице двенадцать человек. Поспишь – и скорее вылезаешь наружу, чтобы пропадать потом на улице целый день.

Рядышком, за соседним забором, жил Герой Советского Союза Кибаль. Когда он с мамой переехал жить в Омск, то родители сняли этот дом.

Там мы уже вздохнули с облегчением: только на одну нашу семью было метров пятнадцать. Сад, огород – непостижимые просторы…

Папа работал в исполкоме, в бюро технической инвентаризации, мама – фельдшером, как и в войну, только уже на железной дороге.

А у меня был друг Шаталов, его мама тоже на железной дороге работала, костыли в шпалы забивала. В их семье было шестеро детей.

Мы, мальчишки, хитрые были. Шаталов жил дальше меня, поэтому по дороге в школу он сначала заходил ко мне. Как раз в тот момент, когда мне накладывали картошку. Усаживали за стол, конечно, и его. Он у нас завтракал, и одним ртом поутру в семье Шаталовых было меньше.

Он талантливый был необычайно и меня приобщил к конструкторским делам, к рисованию. Только у меня это на уровне развлечения, а у него – искра божья.

Не скажу чтобы я не хотел рисовать, напротив. Тогда наша страна вместе со всем прогрессивным человечеством боролась за освобождение Африки.

Когда в школе нам дали задание нарисовать плакат на эту тему, я очень старался изобразить гнев и отчаяние молодой Африки, стремящейся вырваться из колониального плена. Тогда казалось, что мне это удалось.

Студентом приехал домой на каникулы и нашёл этот рисунок: на меня таращился чернолицый персонаж, с хохотом рвущий цепи…

В ту пору я увлекался не только изобразительным искусством, но и столярным делом. По воскресеньям ходил в мастерскую, первым моим изделием, разумеется, была школьная указка.

Отдал её нашей учительнице русского языка и литературы Марье Павловне, не подозревая, что придётся поставить изделие на поток.

В первом классе учился её племянник – бритоголовый, как бы сейчас сказали, бычок, отличавшийся то ли исключительной несообразительностью, то ли потрясающей ленью. Так или иначе, но Марья Павловна, потеряв терпение, мой подарок сломала. Тонкая, хрупкая указка, сделанная из сосны, разлетелась вдребезги. Пришлось делать вторую, третью, десятую…

Учителя в нашей семилетке были бывшими фронтовиками. Это было особенное поколение педагогов. По крайне мере, мне попадались именно такие, вплоть до самого окончания института.

Спроси их кто-нибудь тогда, что должна дать школа – знания или воспитание, что лучше – совместное обучение мальчиков и девочек или раздельное, они бы, наверное, только плечами пожали: бессмысленные вопросы!

Наш физик, фронтовик, не только преподавал свой предмет, в важности которого мы не смели сомневаться и даже пособия сами мастерили, чтобы лучше понимать материал, но ещё и играл на баяне.

Никому не приходило в голову выяснять, точные науки главнее или гуманитарные. И это так всех объединяло!.. Кстати, у меня была одна четвёрка по русскому – я не то чтобы с ошибками писал, я запятые не там лепил. Зато точки всегда ставил там, где надо.

Обессмысленные тесты, выхолощенный ЕГЭ – всё это лишь способ оторвать ребёнка от учителя как личности.

Школа содержится на государственные деньги, в ней работают бюджетники. И это уже само по себе говорит о том, что школа – государственное учреждение, а точнее – модель общества.