— Надо перекисью залить и стрептоцидом поверх, чтобы подсохло.

— По-хорошему, её надо к ветеринару отвести, — вздохнула я. — Но у меня нет денег.

— Сиди тут, щас.

Он быстрым шагом направился в подъезд напротив моего. Значит, живёт тут. Как-то раньше я его не видела? Или видела, да не обращала внимания, потому что он старше года на три?

Лимон лизнула мою руку и снова принялась зализывать лапу. Я погладила собаку по лохматому боку, стараясь расчесать шерсть пальцами, сказала:

— Сейчас мы тебя вылечим, Лимончик. Не бойся, этот парнишка очень добрый! Он тебя не обидит.

Собака ответила по-своему, по-собачьи: прошлась языком по моей руке, ткнула носом под пальцы и нашла ссадины на ладони, деловито стала лизать. Лечила. Хорошая собаченька, умная, ласковая! Я буду не я, если не заберу её домой. Нельзя её во дворе оставлять!

Быстрый шелест кед по асфальту, и парень присел рядом, отпихнул мои руки:

— Дай-ка я. Смотри, цапнет!

— Не цапнет! Лимон не кусается! — возразила я, отводя морду собаки подальше от раны.

— А ты смелая, — усмехнулся парень, откупорив тёмный пузырёк. — Держи тогда, чтоб не испугалась.

Перекись вспенилась, Лимон от звука и неприятных ощущений дёрнулась, показав белки глаз, но я начала гладить её, уговаривать:

— Ну потерпи, миленькая, сейчас мы тебя вылечим, всё будет хорошо!

— Вылечим, вылечим, — пробормотал парень. — Тебя как зовут?

— Меня?

— Ну, собака мне точно не ответит! — улыбнулся он, глянув на меня, и я тоже невольно растянула губы. Улыбка у него была такой задорной, открытой… Я сказала тихо:

— Я Аля.

— Что за имя такое? Алла, что ли?

Он развернул пакетик, сделанный из куска газеты, и насыпал на рану белый порошок. Я всё гладила собаку, а потом вдруг решила обидеться. Неужели моё имя такое редкое?

— Не Алла, а Алевтина, — ответила твёрдо. — А тебя как?

— Николай, — он скомкал газету и выкинул в траву. — Всё, пускай. Завтра ещё обработаем. Если поймаем.

— Поймаем, — уверила его я. Даже ловить не будем. Потому что я заберу Лимон домой. Поднялась было, но Коля схватил за запястье:

— Стой, тебе давай обрабатывать. Вдруг заразу подхватила.

— Да заживёт само.

Меня не слушали. Совершенно по-мужски, решительно и эгоистично, Коля притянул к себе мою правую ладонь и щедро полил перекисью. Я зашипела, но прикусила губу и замолчала. Не маленькая, не буду ныть! А Коля наклонился и подул на ладонь.

До этого только Валя так делала…

— А платье зашей, а то мамка орать будет, — деловито посоветовал Коля. — Я б нитки вынес, да не нашёл, где лежат.

— Да я Вале отдам потихоньку, она зашьёт, — смущённо пробормотала я.

— Валя — это сестра?

— Да нет, это наша домработница, — я смутилась ещё больше, потому что… Когда-то иметь домработницу было для нас само собой разумеющимся делом. Но теперь, помахав тряпкой в магазине и поработав на других, ещё менее котирующихся работах, я поняла, что Валя убирала за нами весь срач годами, готовила каждый божий день, бегала по магазинам в поисках вкуснях и всё с улыбкой, с песенками, задорно. Мне стало ужасно стыдно, когда я вспомнила, что разбрасывала вещи из шкафа, а потом они чудесным образом снова укладывались на полки, сложенные и проветренные.

— Эх ты, сама, что ли не умеешь? — подколол меня Коля. Я густо покраснела — ощутила жар, приливший к щекам, — сказала:

— Да зашью я сама, зашью.

— Ну, я пошёл тогда.

Коля встал, и мне ужасно захотелось его удержать. С ним было спокойно и безопасно. А вдруг мальчишки вернутся? И Лимон надо где-то спрятать… Я же не могу пойти с ней домой вот так сразу, мама ещё дома, и папа сегодня выходной!

И нужно купить ошейник и поводок…