— …Руки в стороны, хлопок, в стороны, в исходное положение! Упражнение начали!

Я потрясла головой, и мозги вяло заплескались в черепушке. Как это? Так не бывает. И быть не может в принципе!

Опустив взгляд, я нашла маленькую грудь под тонкой белой маечкой, а всё остальное было прикрыто одеялом в хрустящем от крахмала пододеяльнике. Ромбик в середине. Через него я, пыхтя, засовывала байку внутрь и пыталась расправить. Когда Вале было не до того…

— Вставай, засоня! Утро давно уж! Пора завтракать и собираться на урок!

Громкий весёлый голос заставил меня застыть соляным столпом, как жена Лота. Губы сами растянулись в радостную улыбку. Вот это номер! Ведь я была на её похоронах…

— Валя, это ты? — спросила хрипло. Вот что значит старая курильщица… Стоп! Грудь-нулёвочка у меня была до четырнадцати, а потом… Э, что происходит вообще?

Валя смотрела на меня с укором, поджав тонкие губы, а руки уперев в необъятные бока. Валечка, родненькая, она же погибла в девяносто втором! Возила товар в Польшу, челночила, и убили её по дороге, ограбили и ножом пырнули…

— Вставай уже! Сон, что ли, нехороший приснился?

Валя подошла своей обычной танцующей походкой, при которой её бёдра колыхались, как у танцовщицы живота, и решительно сдёрнула с меня одеяло. Я машинально проводила его взглядом и увидела свои ноги — стройные, длинные, красивущие! Заросшие… Ой, мамочки!

— Завтрак на столе, Алечка, давай уж просыпайся! Торопись, а то мама твоя как займёт ванную, так и уйдёшь неумытая!

И Валя выплыла из комнаты.

Да, мама любила принимать ванну по утрам… Любит? Я запуталась. Какой сейчас год? Это всё вообще реально? Или я сплю? Сон… Как узнать, сон это или нет?

Я поднялась, чуть покачнувшись, и решительно ущипнула себя за мякоть руки. Той мякоти там всего ничего… Худышка! Ох, больно! Значит, не сон. Перевела взгляд на запястье левой руки и вспомнила. Янтарный браслет, фамильная ценность от бабушки-ведуньи. Баба Мара велела подумать про момент, с которого мне нужно изменить свою жизнь.

А я не поверила.

В шкафу должно быть большое зеркало на всю створку. Мама специально просила такой шкаф для меня — с зеркалом. Я осторожно открыла шкаф, заглянула в него. Аккуратно сложенные стопочки маек, брюк, юбочек… Колготки, господи, кошмар, я такое носила? Свитера, свитерочки, а вот этот я помню! Мой любимый!

Глянула в окно — лето! Форточка открыта, свежий воздух — ой какой свежий! И шум проспекта — знакомый и привычный… Так, надо одеваться и выходить из комнаты. Даже если мне очень страшно и волнительно, надо посмотреть на маму и папу! И узнать, какой год на дворе!

Вышла. Вообще шикарно вышла, если честно. Забыла, что у нас в коридоре стояла тогда тумбочка с ногами-раскоряками, и влепилась в неё с размаху ногой в тапочке!

— Уй-й! — взвыла и тут же услышала:

— Ляля, ну в кого ты такая неуклюжая уродилась? Сломаешь же в конце концов хорошую вещь!

— Нина, прекрати третировать ребёнка! Дочка, не ушиблась?

На душе стало вдруг так радостно и так светло, что я выпорхнула, как птичка, в зал и сказала звонко:

— Мама, папа, доброе утро!

— Доброе, — буркнул папа. — На вопросы надо отвечать.

— Я не ушиблась, спасибо, папочка! — и чмокнула его в облысевшую макушку. Папа довольно надулся, но спрятался за утренней газетой. Зато мама вступила в беседу:

— Ляля, что ты надела? Ты с ума сошла?

— А что? — я оглядела свои джинсы и тот самый свитерок, связанный Валей из журнала Бурда — с тремя скотч-терьерами.

— Ты же на урок идёшь! Быстро переодевайся в школьную форму!

— Мам, ну пожалуйста! — по привычке протянула я. — Это же не школа, а частная преподаватель, можно, я так пойду?