– Неужели вы это едите?

– Ха, это курам. Держу пять десятков в саду. Тут весь околоток у меня яйца скупает.

Контейнерная площадка, как ее не убирал Роман, становилась все грязнее. Казалось, что Террикон воюет с ответственным дворником. Бывало, что пакеты, бросаемые издалека через крышу, просто пролетали у обескураженного трудяги над головой. Все это падало на асфальт, билось, перемешивалось, источало зловоние.

Роман нашел длинный лист ДВП, похожий по формату на транспарант. Он попросил краски у начальницы, нарисовал забавную зверушку с мусорным пакетом в лапках и написал: «Зай! Ты это… не свинячь!» Прикрепил этот плакат к стенке мусорной площадки на саморезы.

Надпись произвела фурор у молодежи. Первое время ее часто фотографировали на смартфоны, делились этим в социальных сетях, но чище все равно не становилось.

Ночные смены тянулись одна за одной. Роман быстро освоил тонкости пиккинга, разобрался в структуре наборных листов и всей так называемой адресной системе хранения. Старался пробовать себя во всем – хватал рулон стрейч-пленки и со всеми мотал грузы, потому что здесь это делалось без специальных машин. Потел, старался не упасть лбом об пол. Рулон жег руки даже через перчатки. Хвост, как ты его не втыкай в щель между досками и ножкой паллеты, всегда норовил выскочить. Голова кружилась, как не меняй движение то по часовой, то – против. Рома помогал загружать и разгружать коробки из фур, бодро закрывал гаражную дверь с расчетом, чтобы докшелтер касался пола и не было сквозняка. В кармане у него всегда была горсть леденцов. Он угощал мальчишек лакомством и быстро выучил каждого по имени, знал их биографии. Чувствовал, что к нему начинают относится с уважением.

Роман всегда рассказывал своим детям – уважение, это когда не перебивают, если вы говорите тихо: «Добейтесь, чтобы слышали даже ваш шепот».

Мужчина сам ходил с ручной рохлей, даже не пытаясь заглянуть в аккумуляторную, чтобы попробовать облегчить свой труд электрической телегой. Ближе к часу они с Антоном начинали проверку московских паллет, скрупулезно, методично сверяя товар с наборными листами. Затем шли в питерскую аллею, оборачивали некоторые паллеты скотчем с надписью «документы», или «хрупкий груз», или «сборный груз». Проверяли каждую коробку, хотя за ними это делали другие ребята – Ванька да Серега. Оба худые, будто только что покинули Бухенвальд.

Через каждые пару смен появлялся полотер – забавный дед Сергей. Он гордился своим транспортом: «На соседних складах такие больше года не живут, а у меня пятый год – как новый». Старик методично курсировал по аллеям, оставляя за собой мокрый след. После его работы бетонные полы высыхали, но еще какое-то время сохраняли след от дорожек.

Таджики приводили новых друзей – совсем молодых ребят. Сами их инструктировали и работали так, что Леха часто ставил их в пример. Было слышно только сигналы их рохлей, когда они на полной скорости пролетали мимо друг друга. Буквально зашвыривали паллеты на нужные места. Это напоминало балет на телегах. Такой ночной танец «Тысячи и одной ночи».

Остальному полку тоже прибывало. Часто появлялись студенты. Совсем зеленые мальчишки. Многие из них тупили. Не по природе своей, а от того, что ночью уже были мало на что годны. Их отправляли на дальнюю аллею колотить разбитые паллеты. Там, где стояли ароматные мешки со скорлупой от грецких орехов, используемых во всяких скрабах и прочих женских мазях. Но не каждый из этих студентов умел держать в руках молоток. Потому что, как правило, все они росли без отцов.

Однажды Роману стало настолько тоскливо, что он скорее импульсивно сел в свою побитую старую «Ладу» и поехал в автосалон на МКАД. К вечеру мужчина, впервые за многие годы обремененный огромным кредитом, выкатывал оранжевого новенького корейца, еще без номерных знаков и счастливый, двигал в сторону заправки.