– Еврей – он выгоду всегда чует, – заплетающимся языком проговорил Попов. Но у Рабиновича не хватило сил ответить и на эту колкость, и он решил, что отреагирует потом как-нибудь.
До деревни с вершины взгорья, покрытого лесом, было минут десять пешего хода. Отсюда она была видна как на ладони, обрамленная неровными квадратами засеянных полей. Все трое остановились, вглядываясь в пейзаж, открывшийся их взорам.
Собственно говоря, и смотреть особо не на что было! Деревня как деревня. Одна улица, да и то – кривая. По окраинам бревенчатые покосившиеся домишки были разбросаны как попало. И лишь ближе к центру их расположение обретало нечто похожее на планировку.
От всех российских деревень, виденных друзьями раньше, эту отличало только полное отсутствие техники (хотя какая сейчас техника в селах?). Не хватало еще длинных перекошенных коровников да кирпичного дома председателя колхоза, у которого обычно светил единственный в любой деревне ночной фонарь.
Впрочем, замена председательскому дому все же была! Прямо в центре деревни возвышался небольшой холмик, увенчанный частоколом, похожим на зубы акулы, хронически страдающей кариесом. В частоколе была прореха в виде ворот, откуда и высыпали на единственную деревенскую улицу пригоршни странно одетых людей.
Хотя почему странно?! Их костюмы мало чем отличались от наряда чудного мужика, что не так давно обозвал друзей гоблинами. Разве что у некоторых поверх нелепой рубахи были натянуты кожаные бронежилеты.
– Ребята, а тутошние чуваки, похоже, делегацию для нашей встречи подготовили, – усмехнулся Рабинович. – Надеюсь, пиво у них есть.
– Что все это, по-твоему, означает, Сеня? – жалобно спросил Попов. – Где мы находимся?
– Где угодно, Андрюша, только не дома, – обреченно сдался кинолог. – Затерянный мир прямо какой-то.
– Затерянный не затерянный, но сейчас тут все потеряются, как только я с горы спущусь! – сердито рявкнул Жомов. – Еще ни одна скотина меня гоблином не называла!
– Скотина и не назовет, – успокоил друга Попов. – Она тебя скорее за своего примет.
Но Ваня его уже снова не слышал. Обуреваемый жаждой мести, он стремительным шагом направился навстречу кучке народа, высыпавшей за окраину деревни. Попову и Рабиновичу ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Когда друзья подошли ближе, стало совершенно очевидно, что рост мужика, повстречавшегося им, не является здесь исключением. Самый высокий из разношерстной толпы был ниже Попова сантиметра на три. Остальные вообще могли у Жомова между ног пройти. Если пригнутся, конечно!
Оказалось, что почти вся группа встречающих тащила с собой обязательное для колхозников вооружение, которое они любят применять при битве «деревня на деревню»: колья, жердины, дубинки и еще бог весть что. У пары человек оказались даже длинные ножи странной формы и круглые блины, закрывающие пузо. Вглядевшись, Рабинович заметил в руках у одного из колхозников самый настоящий лук!
– Так, значит? Мы еще и холодное оружие носим в общественных местах! – возмутился Жомов, не сбавляя шага. – Статья не помню какая, но посадить посажу.
– Стой, тормоз! – заорал Рабинович. От неожиданности Жомов застыл как вкопанный. – Нужно разобраться. Прикрой меня в случае чего, – и сам выступил вперед.
После того как Жомов остановился, делегация встречающих тоже застыла на месте. Некоторое время доблестные, но порядком уставшие сотрудники милиции вглядывались в лица незнакомых им людей. Люди, в свою очередь, бессовестно пялились на них. Этакая гоголевская немая сцена получилась.
– Какие же это гоблины? – донесся до друзей возглас из толпы. – Говорил я тебе, что гоблины при дневном свете не ходят, Рианнон тебя разбери! Это скорее сарацины. О них мне Элберт рассказывал, когда из Каммлана вернулся. Там их несколько штук с королем Артуром ходило. Смотри, какая на них одежда чудная и богатая. Да и мечи необычные! – Говоривший махнул рукой в сторону «демократизаторов», висевших на поясах троих друзей.