Андрюс не хотел огорчать сестру и лишь молча вложил добытые деньги в её руку. Ядвига не забыла свои мечты про его будущее; для него же все эти слова были пустым звуком. Какие там книги, какие академии учёные, когда он… вор! И даже то, что он, Андрюс пошёл на это ради несправедливо обиженного друга, не даёт ему оправданий!

Пробираясь сквозь толпу на рыночной площади, Андрюс всё вспоминал красные пятна на щеках Ядвиги, её кашель… Сестре нельзя ходить на работу, когда ей так худо – значит, деньги придётся доставать, никуда тут не денешься. Занятый своими мыслями, Андрюс едва не налетел на Никиту, который, оказывается, разговаривал на ходу с каким-то человеком в неприметном сером суконном армяке. И лицо у него было серое, неприметное: низкий лоб, бесцветные волосы, узко посаженные глаза так и бегали из стороны в сторону. Глаза эти остановились на Андрюсе и точно ощупали его целиком. Серый человек бросил какое-то слово Никите и исчез, растворился в рыночной толпе.

На этот раз товарищ всё крутился у ювелирной лавки, однако к покупателям подходить не спешил: всё ходил туда-сюда да оглядывался. Из кабачка напротив появились трое – весёлые, довольные, богато одетые; вышли они точно из «чистой», купеческой половины. Никита двинулся за ними. Купцы прошли немного и начали прощаться: двое уселись в сани, запряжённые парой, и укатили, третий же неторопливо побрёл вдоль рыночной площади. Андрюс подумал, что он наверняка нетрезв…

Никита стремительно бросился наперерез купцу, приговаривая своё: «Поглядите, пан, красота-то какая, глаз не оторвать – вот не сойти мне с места, коли пани ваша не обрадуется подарку…» Андрюс принялся показывать вещички: шкатулки для бус и ожерелий, кружки, прочую посуду – купец, будучи в хорошем настроении, ткнул толстым пальцем в затейливо разукрашенную коробочку, затем достал кошель…

В это мгновение Никита поскользнулся на укатанном снегу и слегка толкнул покупателя под локоть: тяжёлый кожаный кошель выпал у того из рук. Купец сдвинул было рыжеватые брови, скривил губы, однако Никита низко закланялся и жалобно попросил прощения; юрким мышонком он скользнул за кошельком и почтительно подал его владельцу. Покупатель брезгливо выхватил кошель из услужливых рук – однако лаковую шкатулку спрятал-таки за пазуху, отдал Андрюсу монету; отдуваясь, зашагал прочь. Андрюс сунул руку в карман и насторожился: ведьмин камень был горячим.

– Ну, идём, будет на сегодня! – быстро проговорил Никита, оглядываясь по сторонам.

Руки у него отчего-то слегка дрожали, а взгляд был бешеным, и одновременно чуть растерянным – будто у человека, сделавшего нечто такое, чего сам от себя не ожидал.

– Как же, мало ведь наторговали…

– Будет! Завтра ещё заработаем. Устал я.

Андрюс со вздохом пожал плечами. Ну, всё же это было лучше, чем ничего, и не с пустыми руками он придёт сегодня к Ядвиге…

Навстречу им стремительно двигался давешний незнакомец в сером армяке. Когда он поравнялся с отроками, Андрюс толком и не увидел, но почувствовал – шедший рядом Никита вынул руку из-за пазухи и то ли что-то отдал незнакомцу, то ли принял что-то от него… Серый человек моментом пропал с глаз, будто и не было.

– Послушай, чего ему от нас надо? – не утерпел Андрюс. – Он ведь знает тебя? А если отцу твоему что-нибудь расскажет?

Никита остановился, глянул на Андрюса круглыми, сумасшедшими, тёмными глазами – и расхохотался, громко, чуть ли не с истерикой.

– Отцу-то… Отцу… Отцу он ничего не скажет, не-ет! Не боись, Андрейка! Спаси тебя Христос, помог ты мне сегодня, а то…

Никита снова нервно засмеялся, аж завсхлипывал, и стиснул руки – они всё продолжали дрожать.