Андрюс посадил Тихона на землю, покорно показывал покупателям раскрашенные вещички. Младшая из дочерей богача восхищённо заахала, зацокала языком; Никита же всё юлил вокруг господина в шубе да его жены. В конце концов дородная пани достала кошель – к вящему удовольствию её дочурки, почти все игрушки отправились к новой владелице, а Андрюс получил несколько монет. Глава семейства лишь благодушно улыбался, Никита кланялся и благодарил. Андрюс про себя заметил, что цену он торговал без запросу, всем видом показывая, будто уступает по доброте.

– Ну вот, Бог вас благослови, играйтесь, панночка, на доброе здоровье! – Никита ещё раз поклонился женщине с дочерью, затем особо – господину. Наконец, те отправились своей дорогой.

Андрюс заметил, как Никита торопливо спрятал за пазуху что-то небольшое, ранее зажатое в руке. Мальчики свернули с площади в узкий переулок; мимо них прошёл невысокий, неприметный человек; поравнявшись с ними, он вопросительно поднял брови – Никита коротко кивнул. Человек прошёл мимо.

– Послушай, это кто такой? – спрашивал Андрюс, когда они возвращались назад, в мастерскую. – И зачем это ты сегодня торговать пошёл? Отец твой в базарный день дороже продал бы! Что ты ему скажешь, когда вернётся?

Никита остановился, внимательно посмотрел ему в глаза:

– Я что говорил, друг я тебе, или нет?

– Ну, друг, – пожал плечами Андрюс. – Только хозяин велел в мастерской работать, а мы зачем-то…

– А ну, давай-ка сюда деньги! – перебил его Никита.

Андрюс пожал плечами и вынул заработанные монеты. Никиты тщательно их пересчитал, затем взял Андоюса за руку и тожественно выложил деньги ему на ладонь.

– Бери. Твоё, – заявил он, лучась улыбкой. – Тятька мой кормить кормит, да жалованье у него ученики не скоро заработают. А я о семье твоей радею: сам говоришь, отец хворает, себя не помнит, мать еле ходит, сестра спины не разгибает… Или деньги вам лишние?

Не слушая возражений Андрюса, Никита едва ли не силой запихнул монеты в его карман. Андрюс не знал, что думать: он не считал, что имеет право взять предложенные другом деньги, однако – тот утверждает, что от чистого сердца! Ему представилось бледное, исхудалое лицо Ядвиги, её натруженные руки с обломанными ногтями – старшая сестра работала день-деньской, чтобы прокормить-одеть родителей, да и Андрюсу с Иевой чтоб оборванным не ходить – а на себя уж давно рукой махнула. Дядя Кристиан ворчал: мол, мать Андрюса его жене не помощница; вот Ядвига ещё и дома старалась прибрать, помыть да постирать – чтобы мать тунеядством не попрекали. Как сестру ещё ноги носят, другая бы на её месте уж со двора сбежала!

Дрожащей рукой Андрюс всё-таки вынул деньги, поделил пополам, велел другу взять себе половину.

– С меня и того довольно, Бог тебя благословит! – взволнованно сказал он Никите. – Ты только больше не бери товар у отца тайком; вот вернётся – что мы ему скажем?

– То моя печаль! – беспечно махнул рукой развеселившийся товарищ. – А мы молчи знай, да меня держись – не пропадёшь!

Солнце стояло высоко, впереди был целый день любимой, интересной работы; а ещё Андрюс предвкушал, как вернётся домой и отдаст деньги сестре – пусть хоть чуть вздохнёт свободнее, хотя бы ненадолго. А вот скоро он выучится всему, станет мастером: не придётся Ядвиге больше руки в кровь стирать, да над шитьём ночами спину гнуть… Дорогою они купили у бабы, продававшей с лотка пироги, по горячей, жаренной на масле лепёшке – лакомство таяло во рту; впервые за долгое время жизнь стала казаться Андрюсу просто замечательной.

– Постой, а кто же тот мужик-то был, на базаре, что давеча тебе два раза кивнул, а не подошёл? – весело спросил он Никиту. – Или отцу твоему знакомый?