Я тогда поставил тележку, огляделся и не найдя никого впервые склонил голову и сложил ладони, так, как это всегда делала моя мать. Упорно пытаясь прислушаться к чему-то доброму и светлому, я чувствовал, только мрак, тянущийся ко мне своими склизкими щупальцами из конюшни. Пребывая в состоянии молитвы, или транса, неожиданный звук, раздавшийся за моей спиной, заставил мой мозг моментально представить как “нечто” бросается ко мне из тьмы щелкая своими зубами. Хотя в следующую секунду я уже понял, что это всего лишь смех.
Девушка за моей спиной была немного старше меня. Она одета во все черное, но не в рясу как монашки, а просто во все черное. Топ, рубашка, джинсы, большие ботинки и такие же черные волосы – всепоглощающий черный без намека на любой другой оттенок. Я сразу понял, что в душе она точно такая же. Но сейчас, она искренне смеялась надо мной, иногда похрюкивая и пытаясь скрыть эти звуки закрывая рот руками, на одной из которых поблескивало украшение. Блестящая тонкая цепочка несколько раз обвивала предплечье и содержала на себе всевозможные символы, среди которых были и звезда Давида, и полумесяц, и крестик. Когда она закончила я спросил, что смешного в вековой гнили и червях, а она ответила, что смеется над наркоманом, который молится над дерьмом.
Так я познакомился с Уной. Я не знал, как её звали на самом деле для меня, это было не столь важно. Что меня действительно поразило так это то, что она тоже оказалась наркоманкой. Её муж грозил отобрать у неё права на ребенка, и чтобы этого не случилось ей нужно было очиститься и физически, и духовно.
Уна иногда приходила в конюшню, с её слов посмотреть на то, как я работаю, и иногда мы даже немного общались. Знаешь, тогда мне казалось, что мы почти не разговаривали, но сейчас я понимаю, что она была единственным человеком за довольно большой период времени, который слушал меня. А в ответ я слушал её. Со временем, когда мы достигли определенного уровня доверия, она тоже рассказала, что её манит сюда некая сила, но она уверена, что это сила исходит не из-за белоснежных кучевых облаков, а из преисподней.
Не буду углубляться в наши отношения, потому как для истории это не имеет никакого значения. Скажу, что так или иначе, со временем, мы с Уной нашли то, что так манило нас.
В какой-то момент, вычищая пол от навоза, лопата начала уходить глубже чем обычно. Через несколько минут я понял, что вместе с навозом и прочей мерзостью начинаю соскребать гнилую щепу с половиц. В тот момент Уна, никогда не интересовавшаяся моим занятием, была уже рядом со мной. В руках у нее были старые грабли.
Впав в транс, мы молча трудились без устали. Чувствуя момент приближения к сокровенному, мы упали на колени и начали счищать затвердевший перегной царапая ногтями по доскам и сбивая руки до крови. Я клянусь, что слышал… чувствовал, как она зовет меня из-под половиц. Уверен, что Уна испытывала тоже самое.
Сорвав последние доски, мы увидели различную церковная утварь, инкрустированную разноцветными камнями, которая величаво поблескивала среди гнили и червей. Но я и Уна, игнорируя настоящий клад как обезумевшие вцепились в плоский прямоугольник, перетянутый кожей. Первое время, без остатка объятые неописуемым порывом, мы пытались вырвать этот грязный, дурно пахнущий, предмет друг у друга, пока вдруг в этой непроглядной тьме наши взгляды не столкнулись и я не увидел в её глазах свое обезумевшее выражение лица.
Гримаса, которую я раньше никогда не встречал, принадлежала какому-то дикому зверю, который выглядел совершенно как я. Взглянув на плоский прямоугольник, перетянутый кожей, я увидел на нем кроваво-грязные отпечатки наших с Уной ладоней. Разжав пальцы, я впустил загадочный предмет, завладевший нашим сознанием, но в этот самый момент Уна очередным рывком дернула его на себя и упала навзничь.