Не случайно и то, что воззрение на природу, которые восходят к идее богопочитания в доэллинскую эпоху, затем были этически укоренены в миропонимании и преобразованы. «Боги, – как пишет Э. Целлер, – были возвышены до значения нравственных сил, идеалов человеческой деятельности и человеческих отношений; и если религия как таковая и в мистериях, и в публичном культе не вышла за пределы антропоморфического политеизма, то она все же содержала в себе жизнеспособные зародыши, которые достаточно было только развить, чтобы вывести их за эти пределы»[5]. С одной стороны, это способствовало поддержанию религиозного чувства, закрепляемого в ритуалах и мистериях, а с другой стороны, все отчетливее утверждалось превосходство рационального, дискурсивного мышления над архаическим миропониманием.

Однако элементы архаики сохраняются, обнаруживая себя на обыденном уровне мировосприятия. Но и это имеет рациональное объяснение. Дело в том, что обычное сознание (не научное, не философское) ищет истину отчасти в восприятии, отчасти в представлении или мнении (doxa). Практический характер направленности познания выражается в становлении истин морали, в этике повседневной жизни человека, наряду с господствующими нравственными принципами, характерными для данной исторической эпохи. Отыскивая рациональные доводы и рациональные основания для утверждения ценности истинного знания и преимуществ такого рода знания над обыденным, греческие философы приходят к мысли о необходимости различать этапы познавательной деятельности и типы знания.

Так, рассуждая о специфике восприятия и противопоставляя его представлению, Платон подчеркивает, что знание опирается не только на восприятие или на представление, даже если оно правильное (термин Платона). Правильное представление лежит посередине между знанием и незнанием (Платон. «Менон», 97). Более того, представление может быть истинным или ложным и приводить к заблуждению, в то время как знание всегда истинно.

В этом же контексте, рассуждая по аналогии, Платон говорит о добродетели. По Платону, добродетель опирается не на знание как таковое, а на правильное представление и на привычку. Однако проявление добродетели подвержено случаю («Менон», 89D); человек проявляет добродетель в виде добра, но в иных случаях— в форме зла. Например, по отношению к друзьям он демонстрирует добро, а к врагам – зло, и в целом действует в соответствии с теми нравственными требованиями, которые восходят либо к представлению об удовольствии, либо к представлению о пользе. Однако только знание (как таковое) дает верное основание правильного добродетельного поведения.

Так, отношение человека к удовольствию как высшей цели жизни может привести к вседозволенности, а вседозволенность есть не что иное, как смешение понятия о добре с тем, что человеку нравится, или не нравится. Поэтому лишь философия определяет то, что является безусловной ценностью для человека, и этой безусловной ценностью человеческого бытия является его нравственность. «Корнем ее является эрос, стремление смертного возвыситься до бессмертия – стремление, которое, переходя постепенно от чувственного к духовному, от единичного к общему, находит свою истинную цель в созерцании и изображении идей»[6]. Средством познания в этом случае является отвлеченное мышление, диалектическое (в понимании Платона). С одной стороны, познание направлено на образование понятий и характеризуется как результат восхождения от единичного к всеобщему, от причинно-обусловленного – к безусловному. С другой стороны – это движение от общего к частному, посредством промежуточных звеньев в цепи рассуждений о конкретном предмете. Тем самым философия рассматривается как особый тип знания