Как будто мимо пройду. Нет, здесь у меня зрение похуже, чем в Канве, но всё же…

– Тебя за смертью посылать надо, – с улыбкой говорит Кыш.

На щёточке густых русых усов – снежинки. Невольно гляжу в светло-серое небо. Наверху будто распотрошили гигантскую подушку, и ветер теперь несёт пух над тесными Горьковскими улочками.

Обмениваемся рукопожатиями. За что люблю ребят, так это за крепость руки. Терпеть не могу, когда руку жмут вяло. С этим в нашей компании проблем нет. Канва закаляет характер.

– Вот металл, – говорит Данил, протягивая Кышу завёрнутый в целлофановый пакет-маечку самородок.

Кыш отвечает кивком, прячет золото во внутренний карман.

– А взвесить?.. – начинаю было я.

– Всё уже взвесили, – ворчливо отзывается Дан. – По сто раз. Пока тебя ждали.

Кыш протягивает конверты мне и Дану. Я, не пересчитывая, прячу деньги.

– Пересчитай, – говорит меняла.

– Да, ёлки! Опять за своё, я же…

– Нет, ты пересчитай, – повторяет Кыш. – Мы с тобой друзья большие, конечно. Но когда время доходит до дела – тут нужен грамотный подход.

– Взрослей, – поддакивает Дан. – С деньгами не шутят.

Пересчитываю. Десять тысяч крупными купюрами. Ох, ну и куда я с ними? Теперь разменивать…

Старательно взрослея, прячу конверт. Корчу серьёзную мину.

– Почти идеал! Только лицо попроще сделай…

Смеёмся. Я закуриваю, чуть отойдя в сторону. Ребята берегут здоровье, но когда я дымлю, скромно помалкивают. У каждого свой метод успокоения нервов. А с нервами в нашем деле совсем беда.

Стараюсь курить так, чтобы сизая струйка не касалась друзей.

– В общем, что я хочу сказать напоследок, – вздыхает Кыш, натягивая перчатку. – Молодцы вы, ребята. Как всегда. Дошли раньше срока, никого не потеряли… говорю точно: ещё годика два, и быть вам живыми легендами.

– Так и шёл бы с нами, – говорю. – Когда стихийник лишним был?

Кыш ухмыляется в усы:

– Я бы с радостью, но Земля не отпускает пока. Жена, дети. Да и… вокруг башни какая-то дрянь неделю ошивается. Всё никак не соберусь прогнать.

– Зови, – говорит Дан.

– Позову, – кивает Кыш. – Со всеми вытекающими. Уж я-то не обижу.

Матёрые элементалисты, вроде нашего общего друга, не живут в Городе. Им по силам держать собственную маленькую неприступную крепость. Место под застройку они выбирают хитро: рядом обязательно должен быть хоть какой, но Источник Силы. Без Чуда жить сложно. Но к Источникам, как магнитом, тянет всякую дрянь. От дикого зверья до разумных фриков. Башню они, конечно, штурмом не возьмут – как пробраться в дом, у которого и дверей-то нет? – зато хлопот на выходе доставят изрядно.

И клиентов не пригласишь. А уж их у стихийников – как песка в пустыне. Кому стену возвести, кому ручей в нужное русло направить. Всего не перечислить.

– Ладно, мужики, – вздыхает Кыш, хлопнув меня по плечу. – Семейный долг зовёт. Удачи вам.

– Удача с нами, – хором, вместе с Даном, отвечаю. Переглядываемся, улыбаясь.

Размашистой походкой меняла удаляется. Мы остаёмся молча смотреть на тихий дворик. Летит, наметая сугробы, снег. Редкие машины украшают белые шапки. У некоторых – замело стёкла. Видно, хозяева опрометчиво решили проехаться на городском транспорте, поверили чистому, голубому с утра, небу.

Рядом с тонущими в снежном пухе старыми качелями играют дети. Пробуют перебрасываться снежками – получается скверно: не лепятся снежинки в крепкие комки. Но малышне хватает и этого: с визгом носятся вокруг покрытого облупившейся краской железа. Когда есть фантазия и толика свободного времени – скучать не приходится. Особенно в детстве.

– Мы тоже как дети, – вдруг произносит Дан. – Только вместо снега у нас кое-чего пострашнее.