Саша с силой шарахнула дверцей машины, потому что…

д) если вы зрячий ребенок – вас никто не спрашивает. Центр выращивает из вас солдата, поросенка на убой, еще одного стража Сказки, и по договору вы работаете на него еще долгие пятнадцать лет;

е) вы не принадлежите себе. И ваш дар вам не принадлежит. Вы принадлежите народу или принадлежите Сказке. И как распоряжаться вашим физическим телом или его духовным содержанием, решать будете не вы. Вы идете туда, куда скажут. Подчищать хвост за очередной сверхъестественной тварью;

ж) основной задачей Центра является охрана границы между реальным миром – миром людей – и Сказкой. Чтобы ничто не входило и не выходило. Баланс. Гармония. Соблюдение древних договоров. Вы ведь не хотите, чтобы анчутки заползали в детские кроватки? Но послушайте: им же холодно;

з) не отзывайтесь на голоса по ночам, не стойте на пороге или на перекрестке, не смотрите под кровать, не принимайте угощения от незнакомых женщин. Не будите Лихо. Прежде чем войти в воду, сделайте подношение хозяину водоема. Ваши дома, кирпичные коробки, вас ни за что не спрячут.

И как же мне это ненавистно. Напомните мне еще раз, как я позволила себя в это втянуть? Ах да. Девушка пришла ко мне в видении. Мать его.

Саша двигалась мягко и намеренно держалась последней, демонстрируя свое нежелание принимать участие в мероприятии. Каждое движение сопровождалось мягким звоном золотых перышек на ее браслете, убивая всякий намек на секретность. Небо все еще было густым и темным, будто набитым мокрой ватой, – тот самый оттенок, когда очень долго стираешь не слишком хорошую тушь и она остается омерзительным черным пятном на салфетке. Саша любила эти поездки тем больше, чем сильнее ненавидела их результат. Долгий путь по полупустым ночным дорогам сквозь освещенный город – можно забыть, где ты, кто ты и куда едешь. И даже Московское шоссе, как ни посмотри – жуткое совершенно, казалось каким-то невероятным просто потому, что оно дарило ощущение движения. Или ощущение побега.

Бросать взгляды на цель поездки, застывшую в последнем ужасе под покрывалом, она всеми силами избегала.

Черт.

Спасение пришло неожиданно. Саша про себя всегда криво усмехается, спасать ее не надо, но до чего же смешно.

– Саша! – Никита, юный полицейский, едва вышедший из категории «мальчик молодой», делал все возможное, чтобы не смотреть на тело тоже. Саша ограничилась тем, что с преувеличенным энтузиазмом помахала рукой в его направлении.

Вот и чудно. Теперь нас двое.

Саша никуда не торопилась, в спешке не видела никакого смысла и уж тем более не стремилась в объятья жуткой темноты, будто сползающейся к телу со всех сторон.

– Ключи. – Сашин взгляд уперся в возвышающуюся над ней с неотвратимостью башни фигуру Мятежного. – Мятежный, ты обещал. Отдай ключи.

Саша всем существом ощущала окружающее пространство: омраченную убийством ночь, что лезла им в душу; мечущийся с нее на Мятежного, а после на Грина, всегда слегка растерянный взгляд Никиты.

И до чего любопытное трио мы собой представляем.

Если бы у Саши было время или настроение на смех, она бы рассмеялась. Присутствие Марка Мятежного всегда давящее, башенное, Саша могла ворчать и злиться сколько угодно, говорить, что он чудовище и крокодил, но Мятежный улыбался подчеркнуто вежливо и демонстрировал весь набор зубов разом. Саша злилась на него просто потому, что злилась на него всегда. Злилась на него или злилась на Валли, главу Центра, за то, что вообще здесь оказалась.

Грин перехватил ее за локоть мягко, потянул за собой к месту происшествия: это ее молчаливое «не хочу» и его деликатное «надо». Саша все это знала. Но сдаваться без боя не собиралась.