– Кажется, этот Запальцев… если он Запальцев…

– ?!

– Ну пусть без «если». Кажется, ваш Запальцев в самом деле съехал с катушек. В конце концов, он ведь будет в изоляции – не у вас, так у нас, от нас тоже не убежишь. Понадобится – придете к нам.

– Смотри, – сказал следователь. – На твою ответственность.

– Я вас когда-нибудь подводил? – риторически спросил психиатр.

Вколов Главному умиротворяющие средства, его, уже осознавшего трагическую необратимость происшедшего, представили больным. Больные приняли его спокойно: Главный так Главный… Только какой-то тощий субъект начал беспокойно кружить вокруг него и наконец приблизился.

– Будем знакомы, – сказал он. – Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин! Посмотрите на меня в профиль!

Главный посмотрел.

– Похож?

Главный не стал разубеждать.

Под вечер тощий проявил активность: сгруппировал людей и заставил их маршировать мимо Главного, выкрикивать здравицы и приветствия, махать флажками, вздымать транспаранты. Вместо флажков были ложки, вместо транспарантов – развернутые книги больничной библиотеки. Потом сочинил Главному приветственную телеграмму и призвал взять повышенные обязательства, кто-то начал отказываться – приструнили энергично и кратко, виновный взял на себя сверхповышенные обязательства, крикнули «ура». Потом тощий завопил: «Броневик мне!» Подкатили стоящий в углу черный рояль, напевая хором «Вихри враждебные веют над нами» с припевом: «Эх, яблочко, куды котисся, в психдурдом попадешь – не воротисся!» Тощий вскочил на рояль и объявил: «Товагищи! Геволюция, о необходимости котогой так долго говогили большевики, свегшилась!» А после этого рассвирепел и закричал, указывая на Главного: «Свергнуть паскуду! Сбросить с корабля современности! Убейте его! Разоблачите его, дерьмо такое, и реабилитируйте!» Все бросились на Главного, тот хотел объяснить товарищам их ошибку, не соответствующую данному моменту истории, но в это время вошел дюжий санитар.

– Опять шум? – зычно спросил он и пошел на тощего с краткой фразой: – Караул устал!

Тощий соскочил с рояля и закрыл голову руками. Главный вздрогнул: по Гоголю и по Чехову он знал, что сумасшедших бьют. Но не в советской же стране! Санитар, однако, бить тощего не стал. Встав над ним, он траурно произнес:

– Работают все радиостанции Советского Союза! Важное правительственное сообщение. Сегодня в пять ноль-ноль по Гринвичу умер сами понимаете кто!

Тощий задергался и упал на пол. Застыл. Санитар снял белую шапочку. Больные заплакали. Одни выстроились в почетном карауле, другие подняли тощего, недвижимого, понесли на руках, положили на рояль. Санитар остался доволен. Выходя, он, однако, добавил:

– Ввиду запланированного парадокса истории произвести перезахоронение покойника. В почетную его кремлевскую, суку, стену.

Тощий живо вскочил и побежал куда-то; наверное, он знал, что процедура перезахоронения очень неприятна. Понурые больные, лишенные удовольствия, разбрелись по углам.

День и ночь, день и ночь думал Главный о том, что произошло, и не находил объяснения. Смутно вспоминал он что-то о переселении душ. Что-то индийское, что ли… Но это же глупости. Это религия, это ненаучный взгляд на мир. Нет, лучше не ломать над этим голову, а подумать, как доказать, что он – Главный, Главный! Он каким-то образом вселился в тело случайного человека. Разыщите, разберитесь, примите меры! Но нужно что-то такое, что убедило бы всех. Главный вспомнил детскую книжицу «Принц и нищий». Какой-то американец написал. Его, Главного, детство было трудное, активное, и как-то не довелось ему в свое время читать этой книжки, а собрался однажды подарить внуку (роскошное издание, выполненное в единственном экземпляре) – и зачитался, зачитался и все никак не мог оторваться. Уже позвонили и сообщили, что машина у подъезда, чтобы ехать на именины к внуку, а он все читал, уже позвонила из соседней комнаты жена: мы едем или нет? – а он, сказав, что собирается, все читал. Уже позвонил академик медицины Менгиг и спросил, как он себя чувствует, и он ответил, что чувствует себя вот именно неважно, о чем просит известить всех. Никакой помощи не требуется, я просто полежу, все отлично, но нужно полежать, жене скажите – пусть едет без меня, подарок купит по пути где-нибудь.