– Решайте, решайте. Кто из них мне помогать будет. Мне-то все равно, лишь бы люди толковые были. – нарочито спокойно встрял я.
– Не понял? – почти искренне поднял брови вверх Хенрик.
– Это будет моя операция. И машины пойдут в конвой. Тогда и задачи конвоя можно расширить.
– А тебе икру на хлеб не намазать? Или и так сойдет?
– Я икру терпеть не могу. – мотнул головой я. – Только вы тут никак без меня не обойдётесь. Я эту информацию получил, я и буду в операции участвовать. Ну или давайте без меня, сами с Сиди общайтесь, решайте вопросы и делите все шкуры всех неубитых медведей в округе.
Я прекрасно знал, что никакой общей субординации у наших баз нет. Никто никому по факту не подчиняется. Формально, Центр был сильнее и крупнее Маяка, но Центру Маяк был нужен так же сильно, как и наоборот. По видимому, только потому отношения между базами были хорошими, но и не более того. Сиди Грюнера недолюбливал, и ответное чувство было взаимным. А вот у меня с Сиди отношения сложились вполне дружеские, сложились как-то сами собой. Потому я даже не блефовал.
– Вот! Вот она, энергия! Понимаешь?! Сила, силища! – захохотал Антон, потрясая кулаком в воздухе, не давая закипающему от моей наглости Грюнеру сотворить испепеливший бы меня файербол прямо тут. – Вот она, молодость. А помнишь, Хенрик, каким мы его подобрали? Вот таким, маленьким, голодным и холодным. По лесу скитался, корешки кушал. А вырос какой, эххх! Наш человек.
– Прекрати Антон. – тихо сказал Хенрик, и Антон тут же прекратил. – Это что, Андрей, ты мне ультиматумы ставишь?
– Не накручивай себя, Хенрик. Никаких ультиматумов, только факты. И мы не в армии, на самом деле. Я вчера внезапно понял, как заигрались мы в армию и субординацию. Доклады, распорядки, секреты, уровни доступа. А бандиты просто дела делают, и нас обходят.
– Так тебе их уклад жизни стал интереснее? Или ты предлагаешь с сегодняшнего числа ввести анархию? Или ты думаешь, что не порядок и дисциплина удерживают тут все на плаву?
– Я думаю, что не только порядок и дисциплина удерживают все на плаву. Но еще и люди. И даже в основном люди. И солдат среди них, между прочим, немного, их совсем не большинство. И инструкции для каждого случая мы придумать не можем, потому что у нас каждый случай – нештатный. И да, бандиты убили мою жену, и я помню об этом каждый день, и каждую ночь, потому твоя ирония, Хенрик, не очень уместна. Я просто предлагаю свою помощь. Даже настаиваю на ней. А должности и звания мне не нужны, и не важны. Считаешь, что я не подхожу – увольняй меня нахрен. Я найду, как бороться с бандитами. Уходил я отсюда уже разок, и ничего, выжил, еще и вам пригодился.
Я примерно на половине речи понял, что меня понесло, но останавливаться не стал. Достало меня все, наверное. Договорил, и замолк, глядя, как Грюнер буквально переваривает мои слова. Даже Антон глядел как-то странно, то ли неодобрительно, то ли наоборот. Повисшая пауза потихоньку заполняла собой воздух в комнате, и казалось, что тишину можно резать ножом.
– Выговорился? – тяжело проговорил Грюнер. – Герой? Борец с бюрократией? Я даже не буду тебе отвечать, нет смысла. Хочешь лезть сам за машинами и зараженными – валяй. Будь героем. Только почему-то никто не думает о том, что каждому герою нужно сто человек сопровождающего и помогающего персонала. А если их нет, то и геройствовать вроде не перед кем и не для кого. Антон, выдели, пожалуйста, Андрею несколько человек в помощь.
– Выделю. – немедленно откликнулся Антон. – Когда собираешься ехать?
– Завтра и поедем. Сперва на Маяк, там Сиди своих даст, для его машин.