– Решили, что раз уж я ушел однажды, то сделаю это снова. Что семья всегда будет для меня важнее карьеры. И, думаю, они правы. Я бы ушел, как только началось мугенское вторжение.

– А что же сейчас?

– Вся моя семья погибла, – сказал он упавшим голосом. – В прошлом году.

– Сочувствую. Это сделали мугенцы?

– Нет. Наводнение. – Суцзы передернул плечами. – Обычно нам хорошо удается предсказывать наводнения. Нетрудно предугадать погоду, если знаешь, что делаешь. Но не в тот раз. Тот потоп был делом рук человеческих.

– Дамбы взорвала императрица, – машинально ответила Рин.

Чахан и Кара казались уже такими далекими воспоминаниями, что она легко произносила эту ложь. Все лучше, чем если бы Суцзы узнал, что наводнение, в котором погибла его семья, устроили цыке, ее бывший отряд.

– Взорвала плотину, чтобы остановить врага, которого сама же позвала, – с горечью произнес Суцзы. – Я знаю. В Синегарде я научился плавать. А они – нет. От моей деревни ничего не осталось.

Рин ощутила укол вины и постаралась его заглушить. Она не могла бы выдержать груз вины еще и за эту жестокость. Потоп устроили близнецы, чтобы замедлить продвижение войск Федерации в глубь континента.

Кто теперь может судить, имело ли смысл это делать, добились ли они цели? Что сделано, то сделано. Рин уже поняла, что единственный способ жить дальше, после всех подобных поступков, – это запереть их в глубинах разума и выкинуть в пропасть.

– Почему ты просто их не взорвала? – вдруг спросил Суцзы.

Рин уставилась на него:

– В каком смысле?

– Когда ты положила конец войне. Когда остров в форме лука заволокло дымом. Почему ты не повторила это с югом?

– Из благоразумия. Если я сожгу мугенцев, то сожгу и все вокруг. Огонь таких масштабов никого не пощадит. Массовый геноцид на нашей собственной земле будет…

– Нам не нужен массовый геноцид. Сгодился бы и поменьше масштабом.

– Ты не понимаешь, о чем просишь. – Рин отвернулась, ей не хотелось смотреть ему в глаза. – Даже небольшой пожар наносит ущерб тем людям, которым не следовало бы.

Она уже устала от таких вопросов. Все хотели знать, почему она просто не щелкнет пальцами и не испепелит лагерь мугенцев, как поступила с их страной. Если Рин однажды разделалась с целым народом, то почему не может это повторить? Почему не положит конец войне за считаные секунды? Разве это не очевидный шаг?

Рин хотелось бы, чтобы это было так. Временами она страстно желала пустить по всему югу полыхающие стены огня, смести с пути мугенцев, словно гнилой урожай с поля, не обращая внимания на сопутствующий ущерб.

Но каждый раз, когда ее охватывало такое желание, она натыкалась на пульсирующий чернотой яд, туманящий рассудок, – прощальный подарок Дацзы, Печать, которая отрезала ей прямой доступ к Пантеону.

А может, Печать была благом? Рин пришлось прибегнуть к помощи Катая, чтобы управлять своей силой. Катай удерживал ее от безумия. Успокаивал. Позволял вызывать огонь, но лишь направленными, ограниченными вспышками.

Рин страшилась того, что могла бы сделать без Катая.

– На твоем месте я бы разом от них избавился, – сказал Суцзы. – Один пожар, и весь юг был бы чист. И пошло оно куда подальше, это благоразумие.

Рин неодобрительно покосилась на него:

– Ты бы тоже погиб.

– Ну и пусть, – сказал он явно искренне.

Рин показалось, что до заката прошла целая вечность. Двадцать четыре часа назад она впервые вела войска в бой. А вечером освободила город. Теперь запястье пульсировало болью, колени тряслись, а за веками разливалась головная боль.

Она не могла заглушить в памяти те крики из храма.

Но их нужно было заглушить.