– Да? Есть! – глаза полицейского радостно сияют.

– Отлично! Просто отлично! – кричит Катя и поворачивается ко мне. – Милашу видели в сорок шестой маршрутке.  

– Да, – подтверждает усач. – Девочка сидит в диспетчерской на конечной остановке. Сотрудники уже сообщили в полицию и в садик.

– А-а-а! – сердце, кажется, сейчас выпрыгнет из груди.

Тут и в моей руке вибрирует телефон. Мой рот кривится, пытаюсь выдавить из себя слова благодарности, но только реву в голос.

– Ладно тебе. Ладно! – усач хлопает меня по плечу. – Поехали за дочкой!

– Дина, я так рада, что все обошлось! – меня обняла девушка-репортер. – Мы поедем с вами. Нужно снять счастливое воссоединение мамы и дочки. Вы не против?

Я настолько счастлива, что соглашаюсь. Главное, Милаша нашлась. В дороге я немного прихожу в себя и звоню маме. Услышав, что внучка жива и здорова и скоро будет дома, мама всхлипывает:

– Дина, прости меня. Дина! – я едва различаю слова среди рыданий. – Дина! Я больше никогда… ни за что…

Мне бы сказать маме добрые слова, успокоить ее, но я еще зла. Если бы не ее безответственность, разве пришлось бы пережить такие трудные часы?

– Мама, я пока не хочу с тобой говорить об этом! – заявляю я и отключаюсь.

– Зачем вы так жестко с матерью? – упрекает меня усач. Он сидит рядом с синеглазым водителем и сейчас, повернувшись, неодобрительно смотрит на меня.

– Все будет хорошо. Мне просто надо прийти в себя.

– Дина, вы молоды, быстро переключитесь. Ваша дочка тоже скоро будет вспоминать свой побег из садика как приключение. А вот нам, старшему поколении, намного хуже приходится. Наверняка у мамы давление. Ее и без вашей обиды груз вины к земле клонит, а тут еще и вы. Позвоните ей, успокойте.

Но я позвонить не успеваю. Машина останавливается у небольшого дома из белого кирпича, и я забываю о намерении. Я выскакиваю из салона и несусь к входу.

 Милаша сидит на стуле, скромно сложив на коленях ладошки. Ее милое личико красно от слез.

– Ма-ма! – с криком она бросается ко мне на шею. – Мамочка! Я больше так не буду! Я к тебе хотела!

Но я ничего не могу сказать. Просто исступленно целую дочку и обнимаю так, что, кажется, втисну ее в себя и не отпущу больше никогда.

– Дина, – меня кто-то трогает за плечо. Оборачиваюсь: Катя. – Мы поедем.

– Спасибо вам. Спасибо огромное! – я не знаю, как еще выразить свою благодарность, и просто кланяюсь.

– Ну, что вы! Не надо так! – отмахивается девушка.

– Ой, а вас видела по телевизору! – заявляет Милаша.

– Правда? Ты смотришь наш телеканал?

– Нет. Я смотрю «Карусель», «Мульт» и «Беби ТВ».

– Она ч-часто остается д-дома с бабушкой, а та смотрит новости, но, видимо, и з-запомнила вас, – поясняю я, заикаясь я от пережитого волнения и стресса. – К-катя, оставьте мне свой номер, я вам п-позвоню.

– Не надо звонить! Бог с ними, с этими знаменитостями и их грязными тайнами. У меня получился отличный репортаж. Можно я сегодня вечером пущу его в новостях?

– Да, конечно, – соглашаюсь я. – Спасибо огромное. И приходите в «Нефертити». Я вам обязательно сделаю отличный массаж, если, конечно, меня не выгонят к тому времени.

Мы смеемся: я сквозь слезы, а Катя просто от чистого сердца.

Я сажусь в машину. Полицейский-усач предлагает подбросить нас к дому. Он сообщает о находке в детский сад и в участок и отменяет все развернутые розыскные мероприятия.

 Я расспрашиваю дочь.

– Скажи мне, пожалуйста, почему ты обманула бабушку и убежала из садика?

– Я к тебе хотела.

– Милаша, но такие вещи делать нельзя!

– Я больше не буду! Мне было страшно, – начинает плакать дочь, и я оставляю расспросы до более спокойного момента. Всем надо прийти в себя.