Босх заметил лестницу справа от двери и начал подниматься наверх.

– Администрация на первом этаже, Гарри, – напомнила Сото.

– Я знаю, – ответил Босх. – Заглянем к ним позже.

На втором этаже они обнаружили стеклянные двери трех офисов, в двух из которых располагались адвокаты, а на стекле имелись надписи «Se Habla Español»[5]. Третье помещение сдавалось в аренду.

Босх шагнул назад и оглядел коридор. Он был чист и ярко освещен – ничего похожего на то, что ему приходилось видеть здесь во время прежних посещений. Детектив вспомнил грязные комнатушки и общую уборную в конце коридора, где разило, как в сточной канаве. Его порадовало, что здание изменилось к лучшему и запустению пришел конец.

Гарри стал подниматься на следующий этаж, и Сото пристроилась за ним. На третьем этаже оказалось еще несколько офисов, половина из которых пустовала. Босх подергал дверь с надписью «На крышу» – она открылась. Он с разбегу преодолел еще один пролет лестницы, поднимавшейся под купол. Сото старалась не отставать.

Из купола открылся круговой обзор на соседние кварталы, в том числе отличный вид на мост и центральную часть города. Босх заметил серую полосу реки и трамвайные рельсы, опоясывавшие деловой центр. Повернувшись на восток, он посмотрел на площадь. Сверху было видно, как несколько музыкантов укладывали свои инструменты в минивэн: они уже получили свой ангажемент.

– Думаешь, стреляли отсюда? – спросила Сото.

Босх покачал головой:

– Сомневаюсь. Слишком открытое место. И стрелять пришлось бы под большим углом.

Гарри поднял руки, сжав воображаемую винтовку и нацелив ее на метро. Он мысленно кивнул. Да, угол наклона был слишком острым, чтобы пуля пробила инструмент Мерседа и попала ему в грудь.

– К тому же этот купол явно реставрировали. Десять лет назад тут все было по-другому.

Босх заметил мужчину, одиноко сидевшего на скамейке посреди площади. Тот поднял голову и посмотрел на Босха. Потом дверь внизу открылась, и по лестнице торопливо взбежала женщина, тараторя что-то на испанском. Сото шагнула ей навстречу, показывая свой жетон. Женщина говорила слишком быстро, чтобы Босх мог разобрать слова, но этого и не требовалось. Он и так знал, что она недовольна их появлением на крыше.

Сото перевела ее слова:

– Это миссис Бланка. Она говорит, что нам нельзя находиться здесь и мы должны пройти к ней в офис. Я сказала, что мы очень сожалеем.

– Спроси, работала ли она здесь до реставрации.

Бланка покачала головой и ответила «нет» прежде, чем Сото перевела его вопрос.

– Вы говорите по-английски? – поинтересовался Босх.

– Немного да, – отозвалась Бланка.

– Хорошо, отвечайте как вам удобнее. Это здание находится под охраной государства, не так ли? Как исторический памятник?

– Да, у него статус памятника архитектуры. Построен в тысяча восемьсот восемьдесят девятом.

– А что случилось с гостиничными книгами после реставрации?

Миссис Бланка смущенно замялась, и Сото перевела ей вопрос.

– Она говорит, что всю бухгалтерию и журнальные записи отеля сдали в Историческое общество. Сейчас они хранятся в городском архиве, но есть планы выставить их здесь.

Босх кивнул. В отчете Родригеса и Рохаса не упоминалось о том, чтобы кто-то ходил по номерам гостиницы и опрашивал жильцов об увиденном или услышанном ими во время стрельбы на площади.

Гарри считал, что это ошибка.

Босх допоздна задержался в офисе, перечитывая сводки и отчеты из «книги убийств» и записывая приходившие ему в голову замечания и вопросы. По средам его дочь проводила вечера на занятиях в Учебном корпусе, устроенном при Голливудском отделении полиции. Это была открытая группа для старшеклассников, подумывавших о карьере в органах правопорядка. Там они знакомились с повседневной работой полиции, участвовали в «экскурсионных» патрулях и тому подобных мероприятиях. Обычно на это уходил целый вечер, и Босх не видел смысла возвращаться домой, хотя рабочий день, начавшийся еще затемно с телефонного звонка Краудера, получился очень длинным.