А про пепельную говорили, что она действительно была особенной, эта таинственная женщина, пленившая сердце Владыки Римериана и невольно возбудившая вокруг себя столько толков и разговоров. Красивая, должно быть, получалась история: властитель Царства Вечности взял в плен чужестранку, которая сама потом завладела его мыслями и сердцем! Должно быть, Анаис походила на нее – иссиня-черные волосы, белая, будто светящаяся в лунном свете кожа, тонкие черты лица и восхитительные глаза! Отец просто не мог не полюбить такую женщину, тем паче, что она разительно отличалась от их матери, светловолосой, кроткой, послушной, чересчур набожной.

Тансиар в жизни не обратил бы внимание на приторианку, если бы она хоть сколько-нибудь была похожа на его мачеху. Старшему брату всегда нравились яркие, полные жизни и любви к этой самой жизни женщины. Бледные, смотрящие в пол серые мышки его не привлекали. Рийон тоже назвал бы урожденную Эленгуэм безвольной, разумеется, не будь она его матерью. Но она была ею, и ее надлежало почитать. И они почитали.

Однако пока Каэзия Аскуро молилась Силам за сохранение величия их семьи, ее сыновья выросли и перестали нуждаться в ней. Теперь у каждого из них была своя жизнь, своя судьба и свой герб[49]. У кого не было своего собственного герба, так это у Чиаро. Незаконнорожденным детям он не полагался, но по воле отца после проведенного ритуала, указавшего на Тансиара как на будущего Альентэ, Нааяр разделил свой герб и хотел было отдать брату Орла, но Чиаро и тут не изменил себе. «Раз бастардам не положен собственный герб, что ж, не будем дразнить Богов», – ответил тогда Тансиар и отказался от предложения Наследника. А через какое-то время алеарианцы сами поместили себе на знамя любимую птицу Чиаро – его ручного сокола, и это прижилось. Спорить никто не стал. А позднее необходимость что-либо кому-либо доказывать отпала – все и без того признали, что военное дело было создано для Тансиара так же, как государственные дела для Наследника.

Дождавшись окончания Совета, младший Аскуро сразу же направился к старшему из братьев. В этой части Дворца Сидалю бывать еще не приходилось, и он едва не заблудился, минуя бесчисленные коридоры в поисках комнат Наследника. Покои Эдэрэра располагались в особом крыле, куда доступ был закрыт даже для самых знатных приториев. Нааяр предпочитал уединенность и имел на это право.

Подчиненных Вакке альтерийцев нигде не было видно, а дверь оказалась не заперта, поэтому проникнуть в комнату Нааяра не составило особого труда. Сидаль незаметно, как ему показалось, юркнул в полутемное, будто утонувшее в предвечернем сумраке помещение и хотел тут же оповестить брата о своем присутствии – подкрадываться и подслушивать он не умел и не любил – но его опередил голос:

– Я предполагал, что ты придешь, и ждал тебя.

Нааяр быстро просмотрел какие-то бумаги и убрал листки в стол, закрыв ящик на ключ.

– Ты ждал? Меня? – Прерывать работу Наследника и в самом деле было неловко, но Сидаль ничего не мог с собой поделать: за прошедшие дни накопилось слишком много вопросов, которые было совершенно некому задать.

Получается, что Нааяр почувствовал приход брата? Он тоже ощущал необходимость поделиться той бедой, которая обрушилась на них сегодня на Эссельсе? Все-таки семья – это величайшая сила! Дороже нее нет ничего.

Наследник благосклонно улыбнулся:

– Если у тебя возникают вопросы, всегда должен быть тот, кто найдет ответы на них.

Сидаль огляделся. В кабинете старшего брата кроме них самих слава Силам никого не обнаружилось. Разговор, ради которого он пришел, не предназначался для чужих ушей, и теперь младший Аскуро мог говорить свободно.