Женщина с незабываемыми зелеными глазами нервно засмеялась и со всей силы сжала браслет, в слепом бессилии пытаясь сорвать его с себя так, что костяшки на тонких пальцах побелели еще больше.

– Да стоит ему только захотеть, и мои запястья начинает выжигать огнем, а голова готова расколоться от боли! И в этот миг я слышу в ней его… Его голос, который я так ненавижу, отдающий мне приказы… Он говорит мне, что я должна делать, как себя вести, он указывает мне на мое место. Мне! Дочери Сурим из Кавы! – Она почти задыхалась, но говорила, смотря куда-то мимо Тансиара, возможно, понимая, что второго такого шанса – рассказать все – у нее уже не будет. – И что самое страшное – я подчиняюсь… В эти минуты я забываю саму себя, свою суть, то, кем я являюсь на самом деле, а когда все заканчивается… я забываюсь. Но и тогда я не вижу снов, и мне начинает казаться, что я медленно схожу с ума… Железо раздирает руку в кровь, пока я пытаюсь дотянуться до кувшина с водой, потому что цепь слишком коротка, а я хочу пить… Боги, я так сильно хочу пить! И я жду, жду, когда он, наконец, вернется, и все закончится… Быть может, на этот раз – навсегда!

Сердце жены брата билось часто-часто, а пальцы судорожно сжимали край плаща, едва ли это осознавая. Анаис ничего не видела и не слышала возле себя, а вот Тансиар должен был признать, что в широко раскрытых, очерченных черным глазах отражалась правда. Такая, что способна испугать видевших многое. Но если допустить, что она говорила правду, то закономерно было бы задать другой вопрос: а знает ли Чиаро собственного брата? Он подозревал, что Нааяр далеко не подарок, но чтобы насиловать женщину? Жену? Издеваться над ней, обращаться с ней, как с рабой? Это чересчур, даже для такого, как он.

Она подняла голову. Упрямые, гордые глаза, в которых несмотря ни на что читалась несломленная воля, сверкали, но перед ним сидела уже не яростная богиня возмездия, а просто потерянная молодая женщина. Еще минуту назад полыхавший в ней огонь потух, будто сгорел. Пепельная спокойно смотрела воину в лицо.

– Прояви милосердие, освободи меня! Расскажи все родным, пусть они поступят со мной, как сочтут нужным! Расскажи ему… Милости от него мне не надо – я ее видела достаточно… Просить о том, чтобы мне оставили Вечность, я не буду, потому что любая смерть для меня покажется лучше такой жизни. Я уже ничего не боюсь. Научилась… не бояться.

Да, такая, как она, и вправду не будет унижаться, выпрашивая жизнь. В этом они два сапога пара.

– Винить тебя я не стану – я слишком устала. Скажи ему. Или я сама… – Решительность метнулась в изумрудных глазах, и женщина вовремя замолчала, что, однако, не помешало Тансиару услышать ее мысли, как если бы она произнесла их вслух: «Я сейчас пойду к нему! И все скажу… сама. Это будет правильно! Справедливо!»

Тьернийка вскочила и в одном стремительном порыве оказалась возле Чиаро. Она хотела пройти мимо, но римерианин оказался быстрее и сгреб ее в охапку, точно так же, как до этого в спальне брата.

Будь она мужчиной, из нее вышел бы прекрасный воин, но она родилась женщиной. Нааяру бы ее ум и чистоту, какой вышел бы правитель!

– Отпусти меня! Пожалуйста… Ты не понимаешь, я должна во всем признаться! Должна! – Пепельная пойманной птицей билась на его груди, отталкивая Альентэ и пытаясь высвободиться из его сильных рук. И боролась она достаточно долго, чтобы Чиаро отдал должное силе ее воли, но в итоге все-таки сдалась и разрыдалась в его руках. Ну, вот тебе и гордая ашесинка!

– Ты сможешь сделать это… – прошептала она сквозь слезы, пока он прижимал ее к себе. – Если он попросит тебя, соглашайся… Лучше ты… От твоей руки мне не будет больно! Я узнала об этом, когда стояла у алтаря в Святилище, когда ты поднял ту лилию…