Нависший, сумеречный свет.
Качает тёмная речушка
Зелёной водоросли ус.
И как разбитая игрушка!
Вагонный остов – мёртвый груз.
Полузнакомое, чужое,
живущее в ином кругу.
Конечно так, но хорошо я
Себя здесь чувствовать могу.
Когда иду, не поднимая
Глаз от земли, в какой-то миг
Мне кажется, я понимаю
Гранита каменный язык.
Глагол
Часть речи скромная – глагол,
Её простой чернорабочий.
Несёт безропотно, как вол,
Своё ярмо с утра до ночи.
Кто знает, сколько тысяч лет
Прошло с тех пор, как он впервые
Заставил двигаться предмет,
Как тучу – вихри штормовые?
И ухо сноба обожгло
Значение, светло и голо.
И прилагательное зло
Косилось в сторону глагола.
А он, слагая и верша,
Корпел, не разгибая спину.
Лишь окрылённая душа
Неслась, как по теченью льдина.
Стая
Цедятся дни тяжело и тягуче,
Ночи длинней и длинней.
Всё же не знаю, что может быть лучше
Этих насупленных дней.
Снова готовятся птицы к отлёту –
Поздняя осень близка.
Вдруг рассекла тишину и дремоту
Дикая песнь вожака.
И поднялось всё в порыве едином,
Крыльев разносится стук.
В дальние дали рассыпчатым клином
Движется стая на юг.
Снизу, с земли провожаю их взглядом,
Слышу гортанный их крик.
Воздух, пропитанный влажным распадом,
В глубь моих лёгких проник.
«Ночь в середине, проходят парадом…»
Ночь в середине, проходят парадом
Длинные, тёмные сны.
Я просыпаюсь и ровное рядом
Слышу дыханье жены.
Сына могу я рукою коснуться,
Кажется, вправду не сплю.
Счастье, что рядом дано мне проснуться
С теми, кого я люблю.
«Я всё живущее жалею…»
Я всё живущее жалею –
Зачем оно уйти должно?
Зачем всю жизнь, вдали белея,
Маячит тусклое пятно?
Возникшая в пространстве голом
Дыра, прореха, полынья…
Зачем под плотным ореолом
Так жёстки круглые края?
Зачем друг к другу прижимает
Тела – свинцовой страсти ток?
Зачем душа не понимает
Души, как запад и восток?
Край неба светится лилово,
И тихо вздрагивает лист.
И тайный смысл всего живого
Мне в душу проникает, чист.
И всё – и жалость, и сомненье,
И стынущее естество,
Сливаются в одно биенье!
Биенье сердца моего.
«Чем выше, тем круче и круче…»
Чем выше, тем круче и круче.
Как будто возникнув из мглы,
Тяжёлая, влажная туча
Лежит на уступе скалы.
Разрезала воздух, как лопасть,
Блестящего света струя.
И зев распахнувшая пропасть
Ощерилась, гибель тая.
Что явственней – свет или эта
Холодная бездна внизу?
Не знаю, не вижу ответа,
Царапая пальцы, ползу.
Но силы ничьи не могли бы
Разжать оцепление рук.
Горбатые, чёрные глыбы
Столпились, как люди, вокруг.
Август
Кружится тучей мошкара,
Поникли листья тяжело.
Их в полдень зноем обожгло,
И ночью мучает жара.
Неистово горячий день,
Жужжащий, как веретено.
А ночью падает в окно
Звезда, как первая сирень.
И медленно стекает мгла,
И вижу я любой предмет.
И новорожденный рассвет
Глядится в стёкла-зеркала.
«Трава, деревья, камни, скалы…»
Трава, деревья, камни, скалы,
Вода – простые вещества.
Кто виноват? Я знаю мало
О том, чем жизнь моя жива.
Но слышал я травинки каждой
Глухой, торжественный мотив.
И в полдень утолил я жажду,
Лицо в источник опустив.
Так пусть же вдруг порою ранней,
Теряя чувства и слова,
Над родиной моей бескрайней
Взовьюсь, как палая листва.
«Моряк, сжимающий штурвал…»
Моряк, сжимающий штурвал,
Промок в своей одежде.
Седьмой, восьмой, девятый вал –
Конец любой надежде.
Хоть их услышала земля,
Но все молчат угрюмо.
Раздвинув рёбра корабля,
Вода достигла трюма.
Хрипела буря, как труба,
В глазах плясали блёстки…
Удар, короткая борьба,
Оторванные доски.
Дано бродягам под конец
Увидеть дно морское!
Благословен союз сердец
С солёною водою.
Уж лучше так – в короткий срок,
Чем на постели с хрипом.
На кости их зелёный мох,
Как снег зелёный, выпал.
«Вплотную близость подступила…»