Внуки Вэй-си не посрамили своего отца, и только Тин-линь оказался не у дел. Жил сам по себе и даже относился с презрением к торговым делам братьев. Те платили ему тем же. Зато дедушка души не чаял в младшем внуке.

Вэй-си изредка принимал каких-то таинственных странников и вёл с ними долгие беседы. Внуки догадывались, что это за странники, и какие у них велись беседы. Страх охватывал их перед угрозой разоблачениями, но закон предков не позволял им донести на деда. Они с ужасом ждали развязки и терзались мыслями. Не раз они подступали с увещеваниями к деду, но тот отговаривался шутками и не велел вмешиваться.

Сяоли тоже стояла горой за деда и не раз выгораживала его перед Дарханем. Тот пока не догадывался о деятельности старшего Дау или не придавал значения выжившему из ума старику. Дары и подношения шли широкой рекой, и этого было достаточно. Он не пытался открыть глаза шире и вникнуть в суть дела. Поэтому в доме царила атмосфера ожидания беды, и даже праздники мало вносили изменений в предгрозовую тишину.

А дедушка, хоть и понимал всю бесплодность своих деяний, не мог остановиться и продолжал тайные встречи и чтение запрещённых книг. Раздавал деньги на какие-то предприятия, которые не приносили дохода. Это злило старших внуков ещё больше. В глубине души они с нетерпением ждали кончины зажившегося на этом свете деда.

Отшумели новогодние праздники. Китаянки сложили в лари красные наряды и ленты. Несколько разорившихся китайцев таскались в поисках заработка. На них смотрели с сожалением и сочувствием, но в их тяжёлое положение не вникали – своих забот хватало. Новогодние разорения не новость, и, посудачив немного, и покачав головами, люди вскоре забывали чужие горести.

Надвигалась весна, всех занимали пахота, сорняки, земля, погода и виды на урожай. Снег оседал под лучами солнца. Вздёрнутые крыши ощерились частоколом сосулек. Птицы веселей кричали в деревьях.

В один из таких дней, когда солнце сверкало в подтаявших сугробах и мальчишки лепили снежных баб, Мишка встретил знакомого китайца. Они часто встречались в доме Дау, и Мишка подозревал, что тот не зря повадился к старику Вэй-си. Старик долго мог разговаривать с этим ничтожным человеком, и бывало, получал от старших внуков неодобрительные взгляды.

Мишка не раз замечал, что хитрый и пронырливый Сю-дун, неизвестно чем занимающийся на дворе человек, настойчиво пытался пробраться к дверям стариковской комнаты. Значит, что-то чуял. Мишка со злой усмешкой на губах старался вертеться поблизости.

Ши-хэн, знакомый Мишки, с таинственным и запуганным лицом, окликнул его. Глаза бегали по сторонам. Своего испуга и растерянности скрыть он не мог, и Мишка тоже стал озираться.

– Что случилось, Ши? Тебя что, маньчжуры прихлопнуть хотят?

– Почти что так, приятель. Мне не надо заходить к вам, а ты постарайся сказать Дау Вэй-си, что его странник сейчас находится в ямэне16. Говорят, что его пытают. Молчит, но кто его знает, долго ли он выдержит. Не было бы беды.

– Да старик-то тут при чём? – спросил Мишка, но китаец не стал слушать и скорой походкой удалялся в переулок.

Неужто стали копать под старика Дау, – у Мишки тоскливо сжалось сердце. – Так недолго и в ящик сыграть. У них это быстро делается. Кого-кого, а меня в первую очередь пытать станут. Те хоть откупиться смогут, а мне нечем…

Заспешил домой. Старательно запахивая ватный халат, сразу ощутил холод морозного дня. Тревожные мысли поселились в голове.

Только к вечеру удалось пересказать Тин-линю страшное сообщение. Молодой китаец побледнел, сразу осунулся. Не стал больше расспрашивать, а сразу отправился к деду.