– Ты лежи, лежи, – поспешил успокоить её муж, – не трать силы. Уже всё хорошо. Всё позади, – и через небольшую паузу: – Ну и напугала ты меня, я всех на уши поднял, везде тебя искали, а ты вон где оказалась. Ну, ничего, всё теперь хорошо будет. Главное, что нашлась.

Он держал Катю за руку и нежно поглаживал пальцы. А она смотрела на него, не в силах сдерживать слёзы.

«Прости!» – хотела она сказать, но мешал ком в горле.

***

Через пару недель Катю выписали из больницы.

Первые выходные ноября выдались тёплыми, и они с Сашкой поехали в Дубки. Там разыскали одинокий домик деда Бобыря, и Катя от всей души поблагодарила его. Старик лишь отмахнулся да вернул корзину, которую девушка до последнего тащила с собой, пока не свалилась под тем деревом.

Дед напоил их вкусным травяным чаем и показал пару грибных полянок, где ребята, прогуливаясь, набрали полную корзину белых грибов. Они смеялись, держались за руки, Катя с разбегу запрыгивала на Сашку, и он кружил её на поляне среди берёз.

Вечером они возвращались домой – усталые, но довольные, да ещё и с грибами. Катя что-то щебетала, смеялась и подолгу смотрела на Сашу взглядом, полным любви.

События двухнедельной давности казались им теперь обычным недоразумением.

Я влюбилась в Майка, едва он первый раз переступил порог нашего дома. У мамы в ту пору был сложный период в жизни, она тяжело переживала развод с моим отцом и искала утешение в каждом встречном ухажёре, которые менялись у неё через два-три месяца. Одни уходили со скандалом, другие просто вдруг в один прекрасный миг переставали появляться в нашем доме.

Мне на тот момент было четырнадцать, пубертатный возраст в самом разгаре, и вот – появился Майк, герой моих грез… Нет, вы не подумайте, я не какая-нибудь нимфетка со страниц Набокова, которая тут же принялась строить взрослому мужчине свои юные глазки цвета ореха, носить маечки без лифчика и задирать ноги в коротенькой школьной юбке, чтоб засветить трусики. Я никоим образом не показывала своих чувств, просто запиралась в своей комнате и тихонько страдала, представляя всякие истории о нас с Майком.

Это был добрый задумчивый мужчина чуть за сорок, глядящий на мир сквозь затемнённые очки-капли взглядом человека, у которого есть всё. У него были крепкие жилистые руки, покрытые тёмно-русыми завитками волос, которые сводили меня с ума, немного грустная улыбка и завораживающий негромкий голос. От него всегда приятно пахло, и в те несколько месяцев, что он жил у нас, я забыла о запахе грязных мужских носков.

По утрам в выходные он молол кофейные зёрна на старой ручной мельнице, варил в медной турке кофе и жарил глазунью или омлет. Майк вообще был большой любитель готовки, и можно сказать, что многому по кухонной части я научилась у него – даже не целенаправленно, а просто наблюдая за его манипуляциями. Иногда я спрашивала, например, зачем перед заваркой нужно ополаскивать чайник кипятком или почему в зажарку вначале кладут лук, а потом морковь, ну или зачем вообще в блинное тесто одновременно добавлять сахар и соль. Спрашивала я нарочито рассеянно, пытаясь придать голосу побольше безразличия, а на самом деле не хотела показать дрожь волнения.

Его постоянно сопровождала музыка. Порой он слушал что-то старое вроде ранних Depeche Mode или Pink Floyd, порой – русский рок или какие-то странные музыкальные проекты. Но в целом меня не напрягало то, что он слушает, хотя, конечно же, вкусы у нас разнились.

Одевался он просто, часто носил потёртые джинсы и свитер с треугольным вырезом, в который я тайком мечтала запустить свои пальчики.