Работа работой, а молодежи погулять хотелось. Нравился Губернаторский садик рядом с красивым зданием Бакинского дворянского собрания. Но у входа в садик стоял жандарм, а над входом надпись предупреждала: «Нижним чинам и собакам вход воспрещен». Попадешь или нет в сад, зависело от расположения жандарма. Был и другой садик, Молоканский – не такой уютный, но погулять и там было приятно.

А на Пасху юноши ходили к церквам. Высматривали стайки барышень без сопровождения взрослых.

– Христос воскресе! – сняв картузы, подходили к барышням и могли безнаказанно целоваться.

– Воистину воскресе! – отвечали смущённые барышни, но против поцелуев не протестовали.

Но это позже, а в 1905 году город гудел. Бастовали и протестовали, казалось, все: нефтяники, печатники, булочники. Что заставило сносно живущего ремесленника ввязаться в политические события, сказать трудно. Но ввязался да еще и двенадцатилетнего подростка-сына привлёк. Позвал его к себе, вынул из нижнего ящика кусок красной материи, велел сыну снять рубашку обмотаться этим кумачом, затем снова рубашку напялить.

– А теперь, Ерванд, беги к дяде Вахтангу, отдай материю ему. Но будь осторожен.

У Вахтанга мальчика ждали. Торопливо размотали материю и понесли куда-то. А выйдя на улицу, Ерванд увидел, как проходит между домами возбуждённая толпа, как впереди взмыл ввысь кусок красной материи, принесённый им. Но, видно, не только передачей кумача поучаствовал Александр Герасимович в первой революции. Видимо, так поучаствовал, что после следствия оказался в Чите, а затем и в Харбине. Вернулся подавленным, больным, а вскоре разгорелась германская война. Ерванда как единственного сына не должны были призывать, но призвали…

Конец ознакомительного фрагмента.