Через тридцать минут Севостьянов сидел напротив начальника части, перед подполковником Егоровым лежал рапорт Астахова и браслет, украденный на пожаре.

– Да, Стас, ну и задачки ты мне в первый день задаешь, – пробурчал себе под нос круглолицый подполковник, утирая носовым платком испарину со лба.

– Товарищ полковник, я прошу вас уволить этого сотрудника из рядов огнеборцев.

– Ну, оступился один раз человек, ну, не подумал о своем поступке, что же его сразу увольнять-то… Нет, ты не подумай, я его никоим образом не защищаю, совершил, ответь! Но, может быть, он полностью осознал свою вину, и впредь не совершит такой поступок, а мы с тобой его попрем сегодня с позором, и не дадим ему шанса на исправление! Он же друг твой, Стас! В институт на заочку поступил, в скором времени офицерское звание получит, а мы его с тобой – на улицу.

– Пусть офицер этот недоделанный спасибо скажет, что не в тюрьму… ему там как раз самое место.

– Жестоко.

– Нет, товарищ полковник, справедливо… Люди пострадали, потеряли кров, а он у них вещи тащит. Я еще бы понял, если денег занял и не отдал, а он, сволочь – с пожара…

– Он пишет о переводе.

– Вы можете оставить вора в части, но только не под моим руководством.

Подполковник снял очки, положил их на стол рядом с браслетом, потер пальцами воспаленные глаза, почесал свой лысый череп, и пробормотал:

– Спасибо Господи, что есть еще такие люди!

После снял трубку, набрал на дисковом телефонном аппарате несколько цифр и, как только ему ответили, произнес:

– Алло, Светочка, это Егоров! Я хочу вас попросить, чтоб вы подготовили приказ об увольнении одного сотрудника, его фамилия Астахов. Рапорт есть, через час будет подписан, а к вечеру ляжет к вам на стол.

– Спасибо, товарищ полковник! – поблагодарил Севостьянов начальника части, как только тот повесил трубку, – Я могу идти?

– Идите.

Когда Севостьянов вернулся в караулку, услышал, как Астахов пытается перед коллегами оправдать свой поступок.

– Ребят, поверьте, что я не знаю, зачем я это сделал. Стас сказал, что у него нет денег на кабак, и я подумал, а почему нам не гульнуть на этот злосчастный трофей.

– Не Стас, а старший лейтенант Севостьянов, – грубо перебил вошедший в помещение начальник караула.

– Прости меня, пожалуйста! – опустив голову, пробурчал Астахов.

– Нет вам прощения, Астахов, берите лист бумаги и пишите новый рапорт, на этот раз об увольнении.

– А я, может, не хочу писать рапорт на увольнение.

– Тогда напишу я. Напишу, для начала, на служебную проверку, с отстранением вас от занимаемой должности, а после, может, и до прокуратуры дойдет.

– Я понял, что писать?

– Пиши: Прошу уволить меня в связи… Я думаю, что причину вы найдете сами. Сегодняшнее число и подпись. Написал?

– Написал.

– Тогда не смею больше вас, Астахов, задерживать.

Как только Гена вышел из караульного помещения, Тельнов негромко спросил:

– Стас, а может быть, не нужно было с ним так радикально?

– Саша, пока я начальник этого караула, так будет с каждым, кто позарится на чужое. Я разъяснил?

– Более чем, – ответил Тельнов, и добавил, – если я правильно понял, кабака не будет?

– Не будет, – ответил ему Севостьянов, и вышел из комнаты.

Из подъезда вышла молодая женщина лет тридцати, среднего роста, худощавая, с интеллигентными чертами лица. На ней был легкий белый сарафан, с разбросанными по нему ромашками. Она держала за руку сынишку, и они направились в сторону детской площадки. Щурясь от яркого солнца, Алла тяжело вздохнула и подумала, что было бы замечательно, если бы Стас был сейчас с ними. За последнее время он сильно изменился и не был уже тем романтичным юношей, с которым она когда-то познакомилась. Ей все чаще приходилось сталкиваться с его невниманием, раздражением и внезапными вспышками гнева…