Я больше никогда не увижу Веру, и всё из-за чёртовой аспективы.

Дверь за ней закрывается, и я чувствую облегчение.

Кристи

Ты знаешь, кто ты? Да, именно ты?

Не слышу. Наклонись поближе, крикни ответ в мой колодец без дна и без надежды. Всё равно не слышу. Неважно. Я знаю, кто я.

Я – ветхий дом. Опасный дом. Ветхость всегда таит опасность, как для себя, так и для окружающих. Я точно знаю, кто я. И что внутри меня.

Ландшафты менялись. Пляж ли это был в жаркий солнечный день, или дождливое утро в лесу, или городская сумеречная суета, или подсвеченный ночными огнями посёлок у подножия горы. Не менялся только дом. Где бы я ни находилась, где бы ни находился этот дом, мы с ним всегда были одинаковы. Ландшафт не имеет значения. И никогда не имел.

Фасад маскировался под опрятный, а вот ступеньки действительно всегда были чистыми. Старели с годами, конечно, но всё-таки оставались незагрязнёнными – это то немногое, что я могла сделать. Чтобы хотя бы со стороны мы казались нормальными. Вход в дом должен быть незапятнанным. Другое дело, что я давно уже никого в него не пускаю. Слишком опасно.

Хотите, проведу экскурсию? Всё равно мне нужно чем-то заняться, пока Артур пыхтит, ритмично выдыхая где-то надо мной, мёртвой хваткой прижимая мои запястья к матрасу. Что ж, добро пожаловать домой. Несмотря на то что снаружи дом опрятный, а внутри ветхий, на двери у него кодовый замок. Посторонним вход воспрещён. Но мы, конечно, легко заходим внутрь. Только сегодня. Только сейчас. Эксклюзивный визит.

Обратите внимание на пол: доски прогнили, местами поросли плесенью, местами откровенно зияют дыры, обнажая могильную землю под ними. Кое-где растут грибы. Колонны по периметру поддерживают крышу, да, такая вот конструкция, если бы не они, дом давно бы рухнул ко всем чертям. Колонны наполовину раскрошились, а на другую половину покрыты трещинами, не внушающими никакого доверия. Впрочем, с доверием у этого дома всегда были проблемы. Вон та колонна – желание жить, жить, несмотря ни на что. Да, та, самая раскрошившаяся. Но всё ещё стоящая. Что? Нет, колонны – веры в людей здесь нет. Откуда бы. В светлое будущее тоже. Только надежда, живучая тварь, ещё осталась, но раскрошилась больше всех вместе взятых, скоро совсем развалится. Но дом простоит и без неё.

Я так думаю.

Что за осколки? Ах, да. Все окна здесь разбиты, потому так прохладно. Вот это окно разбилось в тот же день, когда разбился самолёт с моими родителями. Соседнее – после нескольких дней в детдоме. Когда-то здесь было действительно много окон. Мне нравился солнечный свет. Вон то окно брызнуло осколками, когда меня изнасиловали в двенадцать лет. Рядом – когда то же самое произошло в шестнадцать.

Люстра, осколки которой лежат между порослями гнили на досках пола, которая освещала дом даже без солнечного света, разлетелась на в последний раз сверкнувшие стекляшки, когда изнасиловала уже я. Да, такое тоже бывает, чему вы удивляетесь? Месть может быть разной. Превентивная самозащита тоже. После этого стало как-то темновато, но тогда я не сразу заметила перемены.

Стена с белыми обоями стала грязным изорванным полотном, когда меня вышвырнули на улицу без денег, и я неделями питалась объедками и ночевала где придётся. Я не жалуюсь, просто рассказываю историю метаморфоз дома. Такая же стена напротив – да, забрызганная какими-то красными и желтоватыми каплями, – преобразилась, когда меня приютил очень милый старикан. Как вы понимаете, милым он был только поначалу.

Третья стена, обуглившаяся… Ну, вот здесь я и вспомнила о своей рухнувшей люстре. Может быть, с ней я бы и не решилась. Не подожгла бы этого проклятого старикана вместе с его поганой квартиркой. А если и подожгла бы, то не испытала бы от этого такого унизительного удовлетворения. Хотя чёрт его знает.