«Кто никогда не нарушает правил, тот, считай, и не живет» – что-то ослепительной вспышкой взорвалось в голове Роберта, что-то мучительно знакомое. Кто не нарушает правил, тот просто не живет. Он где-то слышал эти слова, сказанные этим голосом. Черт, он слышал их в своей голове!

Именно это он себе говорил, когда назначал свидание Веронике из отдела маркетинга (и чувствовал потом глубочайшее омерзение от самого себя). И когда забивал на диету, съедая огромный Биг Тейсти с большой порцией картошки фри. И когда разворачивался через двойную сплошную. И каждый раз в голове у него звучал именно этот голос, хрипловатый и насмешливый голос провокатора. Голос Ариэля, или как там на самом деле зовут этого ублюдка?

– Кто ты? – голос Роберта прозвучал очень тихо, но он все равно не смог скрыть охватывающего его ужаса.

Ариэль как будто сжалился над ним и, на минуту посерьезнев, щедро плеснул ему красного рома.

– Я все-таки налью тебе выпить. Ты аж побелел, бедняга… Вот она, беда людей, лишенных воображения: стоит случиться малейшему форс-мажору, который они не способны контролировать, как они абсолютно слетают с катушек.

Он протянул Роберту ром, и тот недоверчиво понюхал его. Пахло изумительно. Солнцем, и цитрусом, и сладкими пряностями. Роберт поколебался: с одной стороны, он принципиально не пил с утра. С другой стороны, он вообще не был уверен, что сейчас утро, а если и утро, то по какому часовому поясу? Он поднес стакан к губам.

– Я бы на твоем месте это не пила, – услышал он приятный женский голос.

Подняв глаза, он заметил на пороге девушку. На вид лет тридцати с небольшим. Блондинка со светлой кожей и бледно-голубыми глазами. Волосы длинные, распущенные, чуть вьющиеся, словно она недавно купалась в море и локоны высохли в беспорядке. На ней было кремовое шифоновое платье в пол на тонких бретелях. От ее тела веяло неземной хрупкостью, она казалась невесомой.

Красивая? Пожалуй. Но не во вкусе Роберта. Его всегда тянуло к ярким и эффектным, с чуть тяжеловатыми чувственными формами, с чертовщинкой в глазах и заразительным смехом.

– Кто вы? – спросил Роберт требовательно и прямо. Он устал от иносказаний.

– Ты ничего не помнишь? – На лицо блондинки легла тень беспокойства. – Как давно ты проснулся?

– Да брось, Агнесс! Он всегда был тугодум. Лично я знал, что он сначала сто лет не догонит, где он, а потом еще лет двести не будет верить в то, что случилось. И будет думать, что мы его разводим, – встрял Ариэль, вольготно раскинувшись на кровати прямо в кроссовках. – И, кстати, если ты не будешь, приятель, то я выпью. – Ариэль потянулся за стаканом рома. – Ненавижу, когда продукты попадают.

– Я тоже, – невольно согласился Роберт, задумчиво рассматривая красноватую жидкость в бокале, перекочевавшем в руки Ариэля.

Это была чистая правда. Даже будучи вполне обеспеченным человеком, Роберт почему-то не мог смотреть, как переводят или выбрасывают еду. Он ненавидел шведские столы на курортах из-за объедков, которые оставляли за собой туристы, сначала наполнявшие свои тарелки всем, что попадалось на пути, вопреки здравому смыслу, оголтело набивая свои животы по принципу «не съем, так понадкусываю». Ему невыносимо было смотреть, как официанты счищают и выбрасывают с грязных тарелок объедки. Он всегда заставлял детей доедать все, что они положили. А если они все-таки не доедали, доедал за ними сам. Отчего и набрал пять лишних кило, от которых было невыносимо тяжело избавиться, несмотря на ежедневные пробежки и регулярные посещения тренажерного зала. Маргарита смеялась над этой его особенностью и говорила, что он не умеет жить в изобилии. А ему казалось, что окружающие непомерно беспечны и расточительны.