– Будет очень приятно снова повидаться с Серафиной, – заметила Сибилла.

– Да, очень, – подтвердил Ваймс.

Но в Здец он отправляется не как стражник. И это ему совсем не нравилось. Нравилось даже меньше, чем все остальное.

В тех немногих случаях, когда ему приходилось покидать Анк-Морпорк и его пригороды, он либо посещал другие местные города, в которых значок стражника Анк-Морпорка кое-что да значил, либо гнался за преступником по горячим следам – самая древняя и, пожалуй, уважаемая из всех стражнических процедур. Однако если верить Моркоу, в Здеце его бляха в лучшем случае встанет у кого-нибудь посреди горла. Только на это она там и сгодится.

Он снова наморщил лоб.

– С Серафиной?

– С леди Серафиной фон Убервальд, – подтвердила Сибилла. – Это мать сержанта Ангвы. Помнишь, я рассказывала тебе о ней в прошлом году? Мы вместе учились в пансионе для благородных девиц. Конечно, все знали, что она вервольф, но в те времена никому и в голову не могло прийти говорить о подобных вещах вслух. О них просто не говорили, и все тут. Разумеется, был какой-то непонятный инцидент с лыжным инструктором, но лично я всегда считала, что он сам свалился в какую-нибудь расщелину. Потом Серафина вышла замуж за барона, и сейчас они живут рядом со Здецом. Каждый свячельник я пишу ей, поздравляю, сообщаю новости. Очень старый вервольфский род.

– Вот что значит порода, – рассеянно заметил Ваймс.

– Вряд ли ты посмел бы так шутить при Ангве. Сэм, да не волнуйся ты. Это прекрасная возможность отдохнуть и расслабиться. Пойдет тебе на пользу.

– Конечно, дорогая.

– Это словно второй медовый месяц, – сказала Сибилла.

– Да, несомненно, – подтвердил Ваймс, припомнив, что первого медового месяца у них так и не было: то одно, то другое…

– Кстати, – несколько неуверенно произнесла Сибилла. – Помнишь, э-э, я говорила тебе, что хочу повидаться со старой госпожой Контент?

– Да, и как у нее дела? – Ваймс снова уставился в точку над камином.

Дело было не в старых однокашницах. Порой у него создавалось впечатление, что Сибилла поддерживает связь буквально со всеми людьми, когда-либо повстречавшимися ей на жизненном пути. Ее список свячельных открыток перевалил на второй том.

– Нормально, насколько мне известно. Так вот, она согласилась со мной, что…

Раздался стук в дверь.

Сибилла вздохнула.

– Вилликинс сегодня выходной. Открой дверь, Сэм. Я знаю, тебе этого хочется.

– Я приказал не беспокоить меня. Только если возникнет очень серьезный повод, – вставая с кресла, сказал Ваймс.

– Да, Сэм, но ты все преступления считаешь серьезными.

На пороге стоял Моркоу.

– Сэр, случилось нечто… политическое, – отрапортовал он.

– Какая еще политика без четверти десять вечера, капитан?

– Музей гномьего хлеба обокрали, сэр, – сказал Моркоу.

Ваймс воззрился в честные голубые глаза Моркоу.

– Капитан, – медленно произнес он, – мне пришла в голову одна мысль. И она заключается в следующем: из музея пропал определенный экспонат.

– Так точно, сэр.

– А именно – копия Лепешки.

– Так точно, сэр. Преступники либо взломали замок сразу после нашего ухода… – Моркоу облизнул губы от волнения, – либо они уже прятались там, когда мы пришли.

– Значит, никакие это были не крысы?

– Так точно, сэр. Простите, сэр.

Ваймс застегнул плащ и снял с крючка шлем.

– Итак, кто-то украл копию Каменной Лепешки за несколько недель до того, как оригинал должен будет использоваться в одной очень важной церемонии, – подвел итог он. – Лично я нахожу это крайне интригующим.

– Я тоже так подумал, сэр.

Ваймс вздохнул.

– Ненавижу политические дела.

Когда они ушли, госпожа Сибилла некоторое время сидела, уставившись на собственные руки. Потом взяла лампу, отправилась в библиотеку и достала с полки тонкий альбом в переплете из белой кожи, на котором золотыми буквами было вытиснено «Наша Сватьба».