– Говорить о любви так же бесперспективно, как и заниматься дружбой. Для того чтобы сделать женщине приятное без интима, достаточно сказать, как она похудела.

– Ты с этого и начинаешь свои лекции? – засмеялся Клим.

– Да, однако не со всеми проходит.

– Но сердца-то покоряешь?

– Влюбляются, а чем им ещё заниматься. Легче всего любить тех, кто игнорирует.

– Неужели ты можешь пройти мимо хорошенькой студентки, которая тебе строит глазки? – заинтересовался Марк.

– Мог, но недавно вот споткнулся, теперь заново учусь ходить.

– Тебе как преподу это должно легко даваться: учиться, учиться и учиться! Заниматься, заниматься, заниматься! Любовью, любовью, любовью! – развеселился Марк. – Если уж от любви поехала крыша – не тормози.

– Тормозится только развитие. Ведь стоит человеку позаниматься любовью, как все остальные занятия уже кажутся рутиной.

– Учти, Алекс, потом обязательно примутся за твои мозги, – посмотрел на меня художник.

– Это знак. Если люди тебе начинают еб… мозги, значит остальное их уже не возбуждает. Значит, пора уходить, – погладил себя по голове музыкант.

– Да как уходить, если не к кому, незачем да и неохота? – крутил в руках кисточку Клим.

– Тогда научись получать от этого удовольствие, – вновь засмеялся Марк. – Вот ты, по-моему, уже научился.

– Я от всего получаю, даже глядя на тебя, – отыгрался Клим.

– А мне для полного удовольствия необходим экстрим. Я не могу скучно бродить по паркам, высматривать скульптуры и щебетать о вечном. Вчера, например, был в гостях. Её ноги гладили мои под столом, хотя рядом с ней сидел муж.

– Хорошие ножки? – вяло поинтересовался Клим.

– Понятное дело, раз я волновался.

– А она?

– Несмотря ни на что она рисковала.

– У женщин это в крови, – искал нужный тюбик краски живописец.

– Вместе с шампанским. А муж всё подливает и подливает, как масло в огонь.

– Марк, знаешь ты кто? Ты неугомонный гормон, – заулыбался Клим. – Оргазм, ещё оргазм, а что дальше? – выдавил он из тюбика на палитру белую краску, добавил немного чёрной, помешал кистью, бросил это занятие и подошёл к столу.

– Дальше мы пытаемся себя убедить, что не в этом счастье. Что счастье наше в любви, допуская, что даже настоящая любовь способна имитировать оргазмы, – достал ещё одну сигарету музыкант. – Ты что, против удовольствий, Клим?

– Все удовольствия временны. Мы ищем их ненасытно в других, получаем и сваливаем. Для того чтобы получать постоянно, надо искать их в себе, – налил ещё по одной Клим.

– Правильно, другие тоже люди, но искать в себе долго и скучно. Пока там доберёшься до истины, что же тебе действительно нравится. Потому что у себя не видно, а вот у других сразу замечаешь. Особенно недостатки, – взял Марк рюмку.

– Неправда, я вот в тебе ни черта не замечаю, – улыбнулся Клим.

– Ты исключение, поскольку друг. А настоящий друг – это человек, который прощает не только твои недостатки, но даже достоинства.

Они чокнулись и выпили.

Мы вошли в тёмный прохладный подъезд, и она застучала каблучками по ступеням. Я шаркал сзади, ведомый игрой её тёплых бёдер. Пока поднимались, у меня затвердел. Подъём спровоцировал подъём. Вот и знакомая дверь. Запихнул ключ в скважину и открыл. Внутри пахло казеином и табаком. В коридоре было темно, я включил свет.

– Обувь снимать не надо, – прошёл дальше в студию.

– А что снимать? – улыбнулась Майя, следуя за мной.

– Можно отбросить комплексы, – распахнул я небо, отдёрнув занавеску из старого холста.

– Как лихо ты его раздел, я имею в виду окно.

Балкон был открыт, словно художник только что вышел через него. Ветер начал жадно жевать занавески. Будто хозяин вот-вот может вернуться и отобрать лакомство.