Сейчас, в 2013 году, я вижу, что зря критиковал тех, кто часто применяет слово:

– То есть, – ибо сам такой. Но дело в том, что посылкой любой критики является не то, что сам хороший, правильный, и поэтому надо критиковать плохих, неправильных. А как раз наоборот:

– Чтобы критиковать других, надо самому быть таким же! – А иначе, собственно, зачем это делать?

Ведь сказано же:

– Исправься сначала сам! – А способ для этого только один:

– Критиковать, исправлять других. – Почему? Потому что в Библии написано:

– В своём глазу человек не видит даже бревно, а в глазе брата своего видит даже соломинку.

И, следовательно:

– Глядя на других, находишь ошибки даже у себя.

Это то же самое, что писать. Для кого? Как правильно сказал Стивен Кинг:

– Писатель пишет для себя, а переписывает для других.

Ну, а теперь продолжаем читать то, что:

– Уже было, было, было.

Поэтому, когда человек говорит: коммунизм – это хорошо, он не замечает, что существует бог, так как не замечает, что существуют два вопроса, а не один. Когда один, то собственно, и нет вопросов, то есть можно рассматривать коммунизм просто. Можно говорить, что если взять коммунизм просто и рассмотреть его, то плохого в нем не найдешь ничего. Никто, как говорит А. Кончаловский, не нашел еще.

Но, как только начинается спектакль, и Гамлет подходит к краю сцены и, глядя в зрительны0й зал, говорит: быть или не быть, так всё, приехали, коммунизм кончился.

Это открытие, о котором я вам рассказываю, ничем не хуже открытия Эйнштейном «Теории относительности».

Но там, в физике, возникла фундаментальная неувязка. Противоречие. Все бросились решать эту задачу, иначе мир рухнет. Мир науки.

Такое, наверное, бывало не раз в истории. Например, возникла проблема, когда Моисей ушел на гору Синай к богу и долго не возвращался. Люди сделали изображение бога, но не какого-нибудь, а именно того, который вывел народ из земли египетской, к которому и ушел Моисей. Чего обижаться, не другому же богу изображение сделано, а именно этому.

Однако бог очень рассердился. Почему? Не просто так же ради принципа он хотел истребить народ. Говорил, говорил им, не делайте изображения, а они все равно сделали. А как не сделать? Если образное мышление. Бог принципиально отличается от изображения. Его просто нельзя изобразить. А что нельзя изобразить? Нельзя изобразить непредставимое, то есть вымысел.

В «Воображаемом разговоре» бог как бы «наследил», то есть остались видны противоречия.

Впрочем, они и в других произведениях видны. Да больно не понятны. Вроде бы можно сказать, а зачем понимать? Читай просто, как есть и всё. Не получится.

Например, если писатель написал «я», то читатель-то прочтет совсем другое. Он прочтет «я». Написано, например, Пушкин, а читатель прочтет Белкин. Поэтому Пушкин не просто так для интереса переставил «Повести Белкина» местами. Одна последовательность, в которой Пушкин писал повести – это последовательность писателя, а последовательность, в которой повести расположены в книге, это последовательность читателя. Получается, что крест, по которому повести переставляются, оказывается машиной, приспособлением для выхода в другое пространство.

Ведь получается, люди, ожидающие Моисея у подножия горы Синай, решали ту же, по сути, задачу, что и профессор литературы Бонди. Только как бы наоборот. Они не смогли разрешить противоречие: бог есть, а Моисея почему-то, тем не менее, долго нет. Бонди решал задачу, заранее предполагая, что бога нет. Люди, шедшие из египетского рабства, решили, что Моисей «старался очернить», «не уважил» бога, поэтому погиб, и, следовательно, им надо теперь сделать только одно: поставить частицу «не» перед словами «старался очернить» и убрать частицу «не» перед «уважили». Получится, что мы «не старались очернить» и «уважили» бога. Что они и сделали, изготовив золотого тельца. Это было их уважение. Теперь можно спокойно идти дальше.