Все просто: истязатели стараются поберечь узника для будущих страданий. «Никакая ты, Эндрю Брюс, не ходячая загадка, – думал он, – а всего лишь кусок мяса, который скоро поджарят на площади Спасения. Очень скоро…» Молодой человек даже знал, когда именно: Фарнаму хотелось поспеть до рассвета…

Секретарь Бевериджа даже не стал входить в палату, а просунул в дверь голову, чтобы дать указания палачу:

– Займешься им сам, Питер. Мы с писцом должны подготовить приговоры магу и ведьме. К моему приходу постарайся хорошенько разогреть господина Брюса.

Рука палача сжала плечо узника не хуже тисков. Андрей напрягся. Оцепенение прошло. Его сменила ярость отчаяния. Хватит! Он не позволит обращаться с собой, как с ягненком, которого ведут на заклание.

Юноша с такой силой толкнул палача в грудь, что тот отлетел к стене, с которой посыпались орудия пыток. Тюремщика, заслонившего собой Фарнама, Брюсов ткнул кулаком в живот, а когда тот согнулся пополам, хватая ртом воздух, от души поддал снизу коленом.

По отчаянному выражению лица Андрея Фарнам понял все. Он хотел звать на помощь, но из горла вырвалось лишь сипение. Однако Брюсов забыл о палаче за своей спиной. А тот не терял времени зря. Удар окованной свинцом дубинкой по темени оказался достаточно сильным, чтобы пол под ногами Андрея качнулся и все поплыло у него перед глазами. Рыча от ярости, палач усадил Брюсова на стул. Андрей пришел в себя, когда его руки привязывали к подлокотникам, настолько, что, улучив удобный момент, ухитрился головой разбить палачу нос. Тот охнул от неожиданности. Кровь ручьем хлынула на рубаху Брюсова.

– Ну вот ты и допрыгался! – довольно усмехнулся Фарнам: к нему успела вернуться прежняя веселость. – Теперь получишь свое сполна. – Он достал из кармана камзола белый носовой платок, встряхнул и протянул его палачу. – Зря разозлил добрягу Пита. Ох, Брюс, не хотел бы я оказаться на твоем месте…

Андрей полностью разделял мнение Джошуа, но налаживать отношения с палачом было уже поздно. Рвение, с которым тот принялся крутить ворот, говорило только об одном – на этот раз здоровье узника заботит его меньше всего.

Андрей стиснул зубы, чтобы не закричать, когда пластины вопьются в плоть и начнут ломать кости. Крепко зажмурил глаза – зрелище было не из тех, которые хотелось бы рассматривать в подробностях.

Время замедлило свой бег. Воздух сделался густым настолько, что звуки начали в нем вязнуть, как в трясине. Брюсов ждал вспышки боли, но вместо нее почувствовал только покалывание в правой ладони. Не от грубых выступов на пластинах. Ощущение было такое, будто в его кожу воткнулись тысячи мелких иголок. Покалывание сменилось теплом, а оно, в свою очередь, жаром, который не имел с болью ничего общего. Этот жар был приятным. Бодрящим. Андрей открыл глаза и удивленно посмотрел на палача.

Питер также был сбит с толку. Кряхтя от натуги, он пытался дожать ворот, который почти не поддавался его стараниям. Жар в ладони Андрея все усиливался. Палач недовольно заворчал. Сделал еще одно усилие. Вместо того, чтобы провернуться, ворот разломился на две половины. И вдруг Питер застыл, как громом пораженный. Взгляд его был направлен за спину Брюсова. Палач рухнул на колени, воздел руки то ли к Андрею, то ли к кому-то за его плечами и простонал:

– Пресвятая Дева, спаси и сохрани!

Выражение ужаса на его лице сменилось удивлением, а затем необычной для него робкой улыбкой…

В этот раз Малый королевский консилиум собрался не в тронной зале дворца, а в личном кабинете короля. Впрочем, убранство этой комнаты отличалось поистине королевской пышностью. На обитых узорной парчой стенах висели картины в тяжелых позолоченных рамах. Одни изображали батальные сцены, другие самые памятные мгновения королевской охоты. Потолок покрывала яркая роспись, изображавшая центральную планету Вселенной и сопутствующие звезды вокруг нее. Портал огромного камина был выполнен из наборного мрамора. Каминную доску поддерживали двое ангелов в полном рыцарском облачении, прикрытые до пояса длинными узкими щитами. Взрослому человеку ничего не стоило войти в камин, не склоняя головы.