– Ну, как?.. Ему лучше?.. Он в реанимации?.. Ольге сказал?.. Что-нибудь нужно?.. – посыпались вопросы. Матвей лишь успевал кивать или отрицательно мотать головой. Не выдержал. По щекам слезы поползли.

– Держись, – выдохнул Игорь, приобняв его за плечи, и сам потер под носом, – Чика не звонил?

– Звонил, – громко вздохнул парень, утираясь рукавом, как в детстве.

– Егор обещал подъехать, – Вадим потрепал его коротко стриженую макушку, – А Ольге я сам скажу, ладно?

– Если Чика не опередит, – шмыгнул носом Кудинов, – Давай-ка быстро, пулей…

– Держись, – он похлопал напарника по плечу, и это уже неоднократно звучавшее слово в этот раз было не просто словом, а чем-то вроде глотка свежего воздуха. Словно теперь все от него самого зависит, как он себя поведет. Матвей проводил его взглядом.

– Присядь, – Игорь подтолкнул его к стулу, – На водички… – достал откуда-то минералку, – Не торопись…

– Не могу успокоиться, Кýда, – прерывисто вздохнул.

– Угу, – угукнул тот, что-то вспоминая. Он не понаслышке знал, что это такое. Потом опустился рядом и попытался подбодрить: – Говорят, положение устаканилось?

– Более или менее, – кивнул, – Что ж теперь будет?.. – вопрос в пустоту, на него он не ждал ответа.

Кудинов пожал плечами, потом чуть улыбнулся:

– Он боец, он выберется…

Егор Ларионов

Сегодня 23 августа 1999 года. Ровно месяц прошел с того момента, как я стал Наташкиным мужем. Она не простила бы мне, если б я забыл. Поэтому чуть свет выбираюсь из-под одеяла и бегу на рынок за ее любимыми ромашками. Сонно тащатся по маршрутам автобусы, даже ветер не слишком охотно заигрывает с листвой. Мы живем в самом зеленом райончике города, все так его и называют. Здесь много парков, аллей, садиков.

Иду по цветочным рядам. Всего-всего полно, только ромашек не вижу. Глаза разбегаются. Все жаждут заполучить первого покупателя, зазывают. А я только в затылке чешу. Неужели придется бежать куда-то еще? Нет! Вот они. Нашел-таки у какой-то бабульки. Прикинул и решил взять всю охапку.

– Это кто такая счастливая? – улыбнулось сморщенное личико с добрыми выцветшими глазами.

– Жена, – пропыхтел я, подхватывая цветы подмышку. Иначе нести их было неудобно, я рисковал растянуться на асфальте.

Обратный путь занял пятнадцать минут. Ленивый толстый кот нашей соседки с первого этажа нежился на подоконнике в солнечном свете. Потянулся. Зевнул… Теряя мелкие цветочки, я поднялся по ступенькам на свой третий этаж и кое-как попал ключом в дверь.

Наши окна выходили на запад. Но солнце в спальне обязательно присутствовало и утром, отражаясь от стекол дома напротив. Я шагнул в комнату через порог и не смог не улыбнуться. Наташка, как и тот кот, вытянулась поперек кровати, а, услышав шаги, потянулась и, повернувшись ко мне, зевнула, прикрывая рот ладошкой.

– Можно я угадаю, где ты был?

– Угадай, – я продолжал стоять за шкафом, высунув только нос.

– Пахнет мокрой травой, – она перевернулась на спину и, раскидав по подушке волосы, прикусила свой указательный пальчик. Что-что, а флиртовать она умеет, в этом я убедился еще в первый день знакомства.

– Тебя не проведешь, – улыбнулся я и зашелестел своим подарком, – Это тебе, – и, вручив ей цветы, чмокнул в нос.

– Фотографируй меня скорее! – сияла она, – Это мое самое лучшее утро на свете!

Подарить любимой самое лучшее утро! Я уже жил не зря. Она невероятно фотогенична. То изогнет домиком бровки. То невинно хлопнет пушистыми ресничками, и озорно засверкают золотисто-карие глаза. То растреплет волнистые волосы или сунет нос в желтые солнышки, обрамленные сотнями лепестков. То выставит кокетливо гладкое плечико с голубой бретелькой-бантиком… Уже не до фотографий.