Выезжая с парковки, я видела красную искорку его сигареты. Темный силуэт следил за мной со ступенек, пока задние огни моей машины не исчезли в ночи.

19 июня 1995 года

До дома Мааман я добралась уже после полуночи.

– Они давно спят, – сказала она, когда мы зашли взглянуть на детей.

Я погладила их по головкам. Детские волосы пахли невинностью, доверием и пушистыми плюшевыми мишками.

– Почему бы тебе тоже не остаться? – спросила Мааман.

Но от одной мысли о том, чтобы спать рядом с матерью, зажатой между туго натянутых простыней в цветочек, я преисполнилась ужаса.

– Я заберу их с утра. Ты сможешь собрать их в школу?

Мааман только пожала плечами. Она никогда не беспокоилась о деталях. Все вещи всегда выстраивались, как надо, все люди делали то, что она хотела. Включая Баба. Пока она с ним не развелась.

– Тут я не должна все это терпеть, – заявила она спустя год после их отъезда из Тегерана.

Конечно, она рассчитывала на Хуссейна. Он останется с ней, он будет о ней заботиться.

Мааман налила мне чашку кофе. Она выглядела королевой даже в бигуди и ночной рубашке до щиколоток. Букет орхидей стоял незамеченным на полочке в прихожей. Он больше подходил Мааман, чем мне. Рядом с ней я была, как ноябрь месяц, унылая и бесцветная.

Мы сидели молча. Большие стоячие часы отсчитывали секунды. Лампа над столом проливала на нас круг желтого света. Остальной дом тонул в неясной темноте.

– Тебе надо бы найти себе приятеля, – сказала Мааман, вырезая из газеты купон. – Тебе нужна курица? На нее скидка.

Я подавилась кофе.

– Что?

Она постучала пальцем по газете.

– Курица. Без кожи и костей.

– Нет, не это.

– А, приятель? Ну да, а почему нет? – Опустив ножницы, она посмотрела на меня. – Они-то делают так постоянно. Все мужчины, каких я знаю. Мой отец, твой отец, твой брат.

– Ну и посмотри, что случилось. – Я резко отодвинула свой стул от стола. – Хафиз не такой, как они.

– И ты думаешь, это тебя спасет? – Горький смешок женщины, жизнь которой полна разочарований. – Мы с твоим отцом, ты же знаешь, были особенными. Мы так ярко пылали, что нам завидовали даже звезды. Но, может, ты знаешь что-то, чего не знаю я. Может, если не пылать, то и не сгоришь.

– Ну у меня не было особого выбора, верно?

– Теперь есть.

Я знала, что она говорит так только потому, что думает – я никогда так не поступлю. Это было ее способом избавиться от чувства вины, используя меня в качестве оправдания переезда, чтобы оставить жизнь, ставшую ей невыносимой. Если бы я не вышла замуж за Хафиза, мы до сих пор бы жили в Иране. Но она это сделала не в одиночку. Я подыгрывала ей. И еще столько всего от нее скрыла. Какой смысл делиться темными, гадкими тайнами, которые лучше оставить в прошлом?

– У меня есть то, что я хочу, Мааман. Я счастлива с Хафизом.

– Хм. Ну конечно, счастлива. Ты с кем угодно была бы счастлива. Ты всегда считала, что тебе никто ничего не должен.

Я тяжело вздохнула.

– Мааман, чего ты от меня хочешь?

– Ничего. – Она снова занялась своими купонами. – Ничего я от тебя не хочу.

Я поглядела через пустой деревянный стол на свою стареющую мать. Она права. От меня она ничего никогда не хотела. Она хотела не от меня. Она всегда удивлялась, когда няня брала выходной, словно вообще не помнила о моем существовании.

– Ну, – я поднялась, – я это все, что у тебя есть. – Я подошла к раковине и вымыла свою чашку. Вода за секунды из ледяной стала почти кипятком.

– Оставь. – Мааман схватила губку и отодвинула меня. – Это меня бесит. Ты даже чашку кофе выпить не можешь без того, чтобы не убрать за собой.

Я подавила привычный всплеск боли и вытерла руки.