Да, Фрэнк сказал бы, что все можно исправить.

Но Фрэнка больше нет. И этого точно не исправить.

В столовой главного особняка Иден-Парка было непривычно пусто, несмотря на то что здесь собралось семь человек.

Джун сидела напротив Тони, игнорируя холодный взгляд, который – она чувствовала – распиливал ее пополам. По старой привычке.

Вспомнилось их самое первое утро здесь, когда она пыталась казаться подкованной в экономике…

Джун печально улыбнулась про себя.

– А почему мы в столовой? – поинтересовалась тетя Летти.

– Фрэнк оставил подробную инструкцию. Он просил, чтобы вы могли выпить чаю.

Летти всхлипнула, и Уитни тут же потянулась к ней рукой, чтобы приободрить. Джун сглотнула ком слез и уставилась на свои сцепленные в замок пальцы. Пусть бы ей отдали письмо Фрэнка и позволили уйти из этого места, которому она отдала свое сердце, закопав в Изумрудном саду рядом с магнолией Иден. Каждая минута оставляла болезненную отметину внутри, как напоминание о том, что Джун должна исчезнуть отсюда навсегда.

Однако семейный нотариус был здесь не единственным официальным представителем Фрэнка. Вторым оказался мистер Кларксон, психолог.

– Кхм… Кларксон, а вы почему здесь? – раздался сухой вопрос Тони.

– Фрэнк пригласил, – так же бесстрастно ответит тот.

Молчание продолжилось. Нотариус тянул время по неизвестной причине.

– Мы еще кого-то ждем? – устало вздохнул Тони, и даже смотреть на него было не обязательно, чтобы представить, как он забрасывает руки за голову и отклоняется на спинку кресла, закрывая глаза.

– Мы ждем точного часа. Фрэнк просил прочитать его послание в 17:30, чтобы в 18:00 Генри мог подать ужин.

– А он не подумал, что у нас не будет аппетита в такую печальную минуту? – с укором отозвалась тетя Летти.

– О, поверьте, дорогая, вполне возможно, что аппетит появится, – загадочно ответил нотариус; посмотрел на круглые карманные часы и вскинул кустистые темные брови: – Ну, вот и время…

Он достал из портфеля документы и, нахлобучив огромные очки на нос, зачитал:

– Послание Фрэнклина Томаса Андерсона.

Последовала многозначительная пауза.

– Знаю-знаю, любимые мои люди. Вы надеялись услышать о том, кому и что я оставил. Но не торопитесь. Завещание будет зачитано только при одном условии…

В горле расширилось облако волнения, и Джун обхватила пальцами чашку с теплым чаем. Тони сделал то же самое. Она краем глаза заметила, как он поднес чашку ко рту.

– …и условие таково. Джун и Тони, вы должны приложить максимум усилий и помириться.

Тони подавился чаем и закашлял, и Генри, который стоял рядом, подошел и похлопал его по спине.

– Что?! – сипло возмутился Тони, и Джун молча вторила вопросу. Она, в ужасе гипнотизируя белую скатерть, начала медленно пить чай крошечными глотками, чтобы заняться хоть чем-нибудь и не поддаться панике.

А нотариус продолжил:

– …для этого я даю вам пятьдесят дней…

Джун поперхнулась, издав дикий звук подбитой птицы, и дядя Колин, муж Летти, хлопнул ее по спине.

– Что-о?! – надрывно переспросила она и впервые за долгое время посмотрела прямо в серые глаза Тони, которые буравили обвинительно, будто она была виновата во всех грехах человечества.

– …вы должны встречаться каждый день и проводить вместе не менее двух часов. А раз в неделю совершать сие действо под надзором мистера Кларксона, который по итогу даст свое заключение. Я составил расписание, чтобы снять с вас лишние хлопоты.

Нотариус протянул распечатки – по одной в каждой руке – и Джун с Тони их взяли, как роботы.

Младший Андерсон бегло прочел первую страницу и тихо выругался.

– Кларксон, любезный! А почему бы вам не дать заключение сейчас? – надрывным тоном предложил он и махнул в сторону Джун: – Мы же с ней лучшие друзья! Правда, Бэмби?!?!