Гамов опешил и не нашелся, что ответить. Командир отвернулся, чтобы скрыть улыбку, а Маша покраснела. От этого торга ей стало неловко, но она была вынуждена молчать – возражать на первых минутах службы не следовало.

– Короче, – командир строго посмотрел на подполковника. – Веди женщину на рабочее место, вводи в курс дела, знакомь с коллективом и все прочее, – он извиняюще посмотрел на журналистку и попросил: – Марья Андреевна, не сочтите за труд дождаться Алексея Ильича в коридоре. Мы тут перекинемся парой фраз.

Маша выскочила в коридор и приложила руки к щекам. Они горели, словно предчувствовали кострище армейской инквизиции. Сдерживая слезы, женщина прислонилась к стене. Проходившие мимо мужчины приветливо здоровались, дамы – высокомерно кивали. Маша начинала понимать, что все произошедшее с ней не сюжет новой передачи, а самая что ни есть реальность. Но привыкнуть к ней еще предстояло.

Наконец, появился с трудом скрывающий недовольство Гамов. Мельком взглянув на новую подчиненную, он сухо предложил ей пройти на рабочее место и подвел к уже знакомому капитану Полунину.

– Андрей Станиславович, принимай пополнение.

– Киношников? – оживился тот и пошутил: – Вот и на нашей улице взошла марихуана. Алексей Ильич, нам самим определиться с объектами съемок или на всякий случай режимщика пригласить?

– Обойдешься своими силами! – рявкнул шеф. – Короче, покажи, как заполняется бортжурнал, познакомь с Настей и так далее.

– А как же мы? – сник офицер. – Не восьмое же марта, чтобы только про одних женщин.

– Капитан Полунин, вы меня не поняли?! – взревел Гамов. – Я русским языком говорю: Марья Андреевна будет служить вместо Бубенцовой. Принимай пополнение.

– Понял, – опешил тот. – Ефрейтор Богданова! Ко мне!

Подошла стройная большеглазая девушка в военной форме.

– Вот вам напарница, введите ее в курс дела.

– Есть! – звонко отрапортовала подчиненная, разглядывая Машу, и вежливо пригласила: – Идемте.

В обязанности бортжурналиста, которые осваивала Маша, входило фиксирование замечаний по ракете в формуляре на нее. Рабочее место находилось на участке испытаний огромного зала монтажно-испытательного корпуса (в простонародье МИКа). Полунин открыл бортовой журнал и принялся объяснять:

– Вот в эти графы вносятся замечания, выявленные в ходе работ на ракете. Запись делается нашими испытателями, но обязательно в присутствии представителей завода-изготовителя. Порядок их внесения отлично известен всем офицерам. Ваше дело – проследить, чтобы запись была сделана на положенной странице, в нужной графе, и главное – без исправлений. Делается это для того, чтобы в дальнейшем избежать упреков наших партнеров, не дописано ли замечание позже, – капитан наслаждался своей значимостью и возможностью поучать ту, которая еще вчера была на вершине гарнизонного Олимпа, и с интересом следил за реакцией новой подопечной. – Все гораздо проще, чем в журналистике, – иронично пояснил он и уточнил: – Вопросы есть?

– Нет!

– Если возникнут, ефрейтор Богданова вам все объяснит – она у нас бортжурналист со стажем. Приступайте к работе!

Настя проводила начальника взглядом и пояснила:

– Бывает, заглянет руководство и поинтересуется, какие внесены замечания. Потому всегда лучше знать суть того, что пишут испытатели. Начальство в журнале копаться не любит – ему лучше грамотно доложить, какие сделаны записи и выявлены ли недостатки. Их обычно немного, – заверила она. – Кстати, завтра здесь будет комиссия во главе с московским генералом. В раздевалке осталось платье Бубенцовой. Заберите его домой и приведите в порядок, иначе проблем не оберетесь.