– Как прошел ваш медовый месяц? Когда вы вернулись? Холодно было в Париже?

Я слышала свой голос будто со стороны. Я сыпала и сыпала вопросами, не давая Марку ни малейшей возможности ответить. Когда же я рискнула поднять голову и бросить на него быстрый взгляд, я увидела, что он улыбается.

– Хорошо, спасибо. Мы вернулись вчера вечером. Да, в Париже было холодновато, но нас согревала наша любовь.

Ха-ха-ха три раза. Уж не ожидал ли он, что я по-сестрински пихну его в бок или сделаю еще что-то в этом роде? Да, мне хотелось его толкнуть, и не по-родственному, а как следует, но… К тому же я все равно не могла этого сделать, потому что нас разделял кухонный стол. В общем, я снова занялась пастернаком, а Марк принялся готовить кофе.

– Бет, милая, не нужно резать его так мелко, – сказала Сильвия, отодвигая от меня разделочную доску с нашинкованным овощем. – Мы же не собираемся делать из него чипсы.

Теперь мне нечем было занять руки и некуда спрятать взгляд. В довершение всего в кухню вошел Ричард и, положив руку мне на плечо, сочувственно пожал его, отчего я едва не расплакалась.

– С тобой все в порядке, Бет? – слегка нахмурившись, спросил Марк. В каждой руке он держал по чашке кофе.

– Марк и Грейс только что вернулись из Парижа. Наверное, Бет вспомнила, как в детстве ее возили туда мама и папа, – сказал Ричард. – Я угадал, дорогая?

Ни о чем подобном я не думала, но теперь, когда Ричард это сказал, я вспомнила нашу поездку… и от этого мне еще сильнее захотелось заплакать.

– Я и не знал, что ты тоже побывала в Париже, – сказал Марк. – Ты никогда об этом не рассказывала. Наверное, тогда ты была совсем маленькой?

– Мне было шесть или семь. Мама очень хотела побывать на выставке произведений искусства.

– Насколько я помню, вы приехали туда четырнадцатого июля, в День взятия Бастилии, – подсказал Ричард, сочувственно улыбаясь.

Я кивнула.

– Да. Мама и папа не знали, что во Франции этот день – особенный. Национальный праздник или что-то в этом роде. Но нам повезло. Наш отель был совсем рядом с Эйфелевой башней, и из окна нашего номера были видны фейерверки, которые французы запускали под музыку.

– Клево. – Марк немного подождал, не добавлю ли я что-то еще, но мне вовсе не хотелось рассказывать о том, какое волшебное это было зрелище и как я любовалась им, сидя у отца на плечах. Да, тогда я была совсем маленькой, но и сейчас, много лет спустя, эта картина оставалась в моей памяти такой же яркой и живой, как тогда.

Марк поставил кофе на край стола и, шагнув вперед, прижал меня к груди.

– Наверное, для тебя это совершенно особенное воспоминание, – сказал он мягко.

Я моргнула, стараясь смахнуть повисшие на ресницах непрошеные слезы.

– Да.

Прежде чем разжать объятия, Марк легко поцеловал меня в макушку.

– Ладно, понесу-ка я кофе наверх, иначе меня ждет фейерверк почище парижского.

Марк ушел, а Сильвия повернулась к мужу и нахмурилась.

– Зачем ты вспомнил эту давнюю историю, Ричард? Ты только расстроил нашу Бет.

– Нет, все нормально, – поспешно вмешалась я. – Я вовсе не расстроилась, наоборот… Все хорошо. Скажи лучше, могу я еще чем-то помочь?

Когда Марк и Грейс спустились, нам наконец-то удалось выманить Сильвию из кухни в гостиную, чтобы обменяться подарками. Сильвии я купила очень мягкий и красивый нежно-голубой платок, а Ричарду – новую пару садовых перчаток, от которых он пришел в настоящий восторг. Марку я обычно дарила на Рождество что-нибудь забавное – так, в прошлом году я купила ему пару прозрачных нейлоновых «рукавов» с имитацией татуировок, надев которые он стал похож на человека, который на протяжении полутора месяцев посещал тату-салон. Шутка Марку понравилась – во всяком случае, он носил мой подарок на протяжении всей рождественской недели.