– Устанешь, скажи, – нарушил молчание рыцарь верстах в десяти пути.

– Не, я привычный, – ответил Луу. Украдкой он сунул за щёку кусочек Красного корня, и оттого, действительно, не чувствовал томления, слабости. Недаром каждый такой кусочек меняется на золото – не по весу, по размеру. А что делать? Жалко есть золото, а ещё жальче – отстать от рыцаря. Да ничего, последний переход…

Тур шёл мерно, четыре версты в час. Хороший тур стоит лошади, даже двух, считают знатоки. Мощь, выносливость, способность пройти там, где конь и не валялся, неприхотливость в еде, ярость в бою – что ещё рыцарю желать? Водились туры в Муур‑Омских лесах, считались императорской собственностью и продавались за немалую мзду – и только мужеска пола.

Пустить рысью? Туру даже полезно размяться, да тогда торговец точно заморится. Короб тяжёлый, а в коробе вся его жизнь. Раз уж взял попутчика, придётся довести. Рыцарская честь того требует.

Фомин усмехнулся. С детства любимыми книгами были томики о доне Румате Эсторском, землянине, прилетевшем на отсталую феодальную планету. Интриги, поединки, коварство и любовь. Дон Румата помогал слабым и обездоленным противостоять гнёту невежества и мрака Тёмных Веков. Как мечталось попасть в прекрасный отряд Прогрессоров, чтобы бок о бок с бесстрашным доном нести в Тёмное Прошлое Светлое Будущее. На каждый праздник ему дарили по книге, и в итоге он стал обладателем «Всего Руматы». Ему завидовали и становились в очередь «на почитать». Одну книги так и зачитали, «Возвращение Руматы».

Мечты опасны тем, что они иногда сбываются. Только получается почему-то немножечко иначе, чем мечталось. Не гордым отрядом прогрессоров пришли они в этот мир, а кучкой безнадежно потерявшихся людей. Что ж, они ещё раз доказали себе и миру, что ко всему можно приспособиться, всё превозмочь, и если и не диктовать судьбе, то достойно играть с нею. Приспособились. Стали играть по правилам этого мира. И повели игру на уровне гроссмейстерском, иначе и затеваться не стоило. С графьями жить – по графьи выть, как не совсем изящно, но точно выразился Командор.

И выли – год за годом. Создавали красивую легенду о себе – и для себя. Главное, как легло-то. Станиславский был бы доволен, сверхзадачу артисты не заучили, а вросли в неё, так вросли, со шкурой не отдерёшь. Да они и не хотели уже – отдирать. Потому что кроме роли ничего и не оставалось. У Руматы был тыл – добрая, светлая, сильная Земля. У них тыла не было. И потому они стали собственным тылом. Больше ничего не оставалось. К счастью, успели раньше, чем поняли – никакой игры нет. Есть жизнь. И смерть. Чур-чуры, вне игры кричать бесполезно, никто не услышит. Тот, кому продолжало казаться, что всё происходящее – морок, сон, понарошка – либо трезвели, либо умирали. Потеряв треть экипажа, спохватились. Теперь бой идёт не до первой крови – до последней.

Ох, что-то он не того… Не ко времени рассусоливать начал. Не рыцарское это дело – сусолить. А впрочем, рыцарь дома Кор – это вам не восемь пудов мяса и железа. Это ещё и горы ненужных воспоминаний.

Парит. К дождю.

Дорога оказалась спокойной, даже, пожалуй, слишком. Все давно прошли, не попутчиков, ни встретчиков. Так замирает всё – лес, поле, даже безумолчный город – перед грозою. Ну и что? Молнии по кочкам не бьют. Хотя грозы, они разные бывают… И кочки тоже.

Ему казалось, что за ними следят. Давление чужого взгляда. С точки зрения доброй старой науки двадцать первого века – совершенная чушь. Самовнушение. Однако он просто-таки ощущал прикосновения страха и ненависти. Торговец тоже ёжился и шёл быстрее. Нет худа без худа, а добра без добра. Помочь, короб у него взять? Бышка и не заметит, но – не стоит, во всяком случае, пока. Избыток сладкого зубам вреден. И диабет вызывает, сахарный. А торговец не робкого десятка.