– Как вы это поняли?

– Просто пошел по дороге из желтого кирпича. А вела она с гор Западной Вирджинии.

– Я не понимаю.

– Желтыми кирпичами у мошенников принято называть разные заманушки для простаков. Якобы выгодные капиталовложения. По аналогии с золотыми слитками. Мой отец тоже был мошенником. Только вместо дутых золотых слитков он впаривал легковерным акции угольных шахт. Тот уголь содержит столько серы, что его только в аду и можно жечь. Обычные дома отапливать не годится. Для отца дорожка оборвалась в Нью-Йорке. Он разорился и загремел в тюрьму. Но прежде успел купить ресторан и записать на мое имя. Это и было мое наследство.

– А как Тодд стал вашим молчаливым партнером?

– В семидесятые, во время рецессии, мне приходилось туго. Помните, тогда еще действовало первое эмбарго на арабскую нефть? Я чуть не потерял бизнес. А Тодд как раз выиграл в покер крупную сумму. Вот и решил вложиться в мой ресторан. Потом ему перестало везти в карты. Невезение длилось полгода. В конце концов Тодд с игрой завязал. И все, что у него осталось – доля в «Дороге из желтого кирпича». Вам кажется, что для успешного партнерства у нас с Тоддом слишком большая разница в возрасте? Может, и так, да только мы подружились. По-настоящему.

– Это здорово.

Оба замолчали. Первым заговорил Элиот.

– Ну, Салли, теперь ваша очередь. Так что же действительно случилось нынче ночью, а?

Салли, до того улыбавшаяся, помрачнела.

– Вы правда не помните, что происходило с тех пор, как вы пошли попудрить носик в баре, и до тех пор, как очнулись в дансинге?

Салли покачала головой.

– Правда. Полный провал.

– Имя «Белла» что-нибудь вам говорит?

Она уставилась на свои руки.

– Ко мне иногда так обращаются. Люди, которых я впервые вижу. Утверждают, что знакомы со мной, видели там-то и там-то. Наверное, по соседству живет женщина, похожая на меня. Бывают же двойники…

– Вернувшись из уборной, вы попросили меня называть вас Беллой.

– Не может быть.

– И вы вели себя как совершенно другая женщина. Вы были очень веселы, оживлены и – как бы это помягче сказать – настроены на романтическое продолжение вечера. Вы танцевали в прямом смысле до упаду. Целых три часа.

Салли долго смотрела на Элиота с сомнением, а потом вдруг заплакала.

– Нет, только не слезы! – взмолился Элиот. – Я не хотел вас обидеть. Просто должны же вы знать, что с вами происходило. По-моему, Салли, вам срочно нужно принимать меры. Обратитесь к врачу. Наверняка ваше расстройство – пустячное. Вас мигом вылечат. И вот еще что: у вас отныне есть друг. Звоните мне в любое время дня и ночи. А насчет работы не волнуйтесь. Если что, я вас прикрою.

– Спасибо, Элиот, – всхлипнула Салли. Вытерла слезы, улыбнулась. – Мне такие славные люди еще не встречались.

Элиот проводил Салли до двери квартиры, она протянула ему руку. Он эту руку пожал и пожелал ей спокойной ночи.

Переступив порог, Салли по привычке обошла все комнаты, убедилась, что в квартире никого нет. Потом уставилась в зеркало. Она боялась, что оттуда глянет чужое, незнакомое лицо.

– У тебя крыша едет, – сказала Салли самой себе.

Легла в постель и стала смотреть в потолок.

Салли уснула нескоро. Ей снилось, будто она танцует на пляже с Элиотом. Только это был не Элиот, а Мерфи, и не она, а манекен по имени Белла. Два манекена, Мерфи и Белла, танцевали на берегу океана, постепенно заходя в воду все глубже и глубже, пока волны не разделили их, пока они оба не захлебнулись.

Следующей ночью Салли снилось ровно то же самое. В пятницу она рассказала о своем сне доктору Эшу. Тот велел Салли лечь на кушетку и пуститься в спонтанные ассоциации на тему танцующих манекенов. Вот какой ассоциативный ряд получился у Салли: манекены… одежда… гладкая твердая поверхность… танец… расставание… обнаженное тело… смерть… Синдерелла…