Гарик уже успел проголодаться, замерзнуть от ветра и от снега (куртка и  кроссовки его промокли) и  жутко устать к  тому моменту, когда наконец-то дошла до  него очередь давать письменные объяснения о  том, как он сюда попал и с кем, а также во сколько и с какой целью, и как обнаружил труп, и по какому телефону звонил, и кому еще рассказывал об  этом. Записывал все это оперативник тоже не  очень-то спешно, ко всему прочему, протокол с объяснениями на ветру постоянно норовил оборваться с картонного планшета, а оставленные снежинками на листе мокрые пятна размазывали след шариковой ручки и превращали его в кляксы.

Впрочем, наверное, все в самом деле делалось очень тщательно, Гарик отметил для себя, что самозабвенно копошащийся вокруг трупа бородатый, интеллигентного вида эксперт, видимо, позабыв про то, какая от  снега на  крыше сделалась слякоть, не  жалея даже брюк и  не боясь простудиться, исследуя рану на шее погибшей, встал на колено в самую что ни на есть жижу и, не испытывая по этому поводу никакого дискомфорта, пребывал в таком положении весьма долгое время. Поверх сдвинутых на  кончик носа очков он рассматривал объект и так, и этак, делая для себя какие-то выводы, что-то записывая в тетрадь и почти не замечая никого вокруг.

После того как письменные объяснения у  Гарика, наконец-то, были, как выразился оперативник, «отобраны», Гарику пришлось еще объясняться с каким-то главным полицейским начальником в звании полковника, который ввиду важности происходящего соизволил прибыть на место преступления с  другими какими-то тоже очень важными персонами, вроде как даже начальником уголовного розыска, и с женщиной – начальником следственного отдела, а также еще с кем-то – с кем именно, Гарик так и не понял.

Гарик, конечно, понадеялся, что с приездом начальства дело пойдет быстрее, но не тут-то было. Ничего ровным счетом не изменилось, даже наоборот, все стало делаться еще более кропотливо, и  даже оперативники стали переговариваться с  белобрысым, достаточно молодым следователем чуточку тише, вежливее и совершенно уже без каких-либо матюгов.

– Да ёпэрэсэтэ! Что ни дежурство, так обязательно гемор какой-нибудь!  – обращаясь к  находившемуся поблизости Гарику, негромко пробурчал следователь и, сделав паузу в составлении протокола осмотра места происшествия, украдкой посмотрел в сторону начальства – не услышали ли.

– Товарищ капитан, а  что?! Были ранее подобные случаи?  – сидя уже от  усталости на  корточках немного в  стороне от него, спросил Гарик и многозначительно покосился на труп.

– В смысле? – не понял тот и, не дожидаясь пояснений, сказал: – Да всякое бывает! Бывает, труп из колодца поднимать приходится, или поножовщина какая-нибудь по  пьяной лавочке, особенно после праздников… Но  такого еще не  было,  – и  в раздражении подытожил:  – Короче, долго тут еще проколупаемся.

Он хотел сказать что-то еще, но тут на крыше произошло какое-то шевеление: один из оперов, находившийся у выхода с крыши, подбежал к полковнику и что-то коротко и негромко сообщил.

– Еще чего!  – буркнул начальник.  – Никаких средств массовой информации. Нечего им тут делать! Когда надо будет, я к ним сам лично выйду и все доложу. А пока скажите, пусть ждут, проводятся неотложные оперативные следственные действия и… Короче, никого постороннего сюда не пускать до тех пор, пока не будут выполнены все необходимые мероприятия!

После этих слов Гарик придвинул к себе ближе кофр с аппаратурой, которую собрал и зачехлил еще до приезда полиции. Не  хватало еще, чтобы они изъяли у  него, пусть даже и на время, достаточно дорогостоящую технику! На этот случай, боясь, что отнимут, он даже карту памяти с  отснятым материалом спрятал в нагрудный карман.