В это же время была организована система по обеспечению беглецов документами. Революционеры иногда писали в своих воспоминаниях, будто доставали чистые бланки паспортов. Это ложь. Бланки хранились в полиции под строгим учетом. Если бы даже удалось их украсть, разлетелись бы предупреждения, вызвав повышенное внимание при проверках документов. Чистые бланки требовалось еще правильно оформить, да и вообще новенький паспорт сразу приметен. Нет, правда была иной. Документы добывали через врачей и администрацию земских больниц. Похищали паспорта умерших. Уж их-то никто не хватится. Пропал документ, да и ладно. Фотографий на паспортах еще не было, все штампы и подписи имелись. Эта система действовала централизованно по всей России, документы подбирались таким образом, чтобы паспортные данные старого и нового владельцев максимально совпадали, остальное подправлялось подчистками. Таким образом, нелегалы превращались в «живых мертвецов».
Революционное движение в России, по сути, создавалось заново. Одной из ключевых фигур в этих операциях стал Виктор Адлер. Видный деятель австрийской и международной социал-демократии. Одновременно – «человек Ротшильдов». При этом был очень тесно связан с разведкой и политической полицией Австро-Венгрии. Он стал «неофициально» курировать процессы в России, играл роль своеобразного «отдела кадров». Изучал тех или иных российских социалистов, оценивал, где и как их можно использовать, давал соответствующие рекомендации.
Другой важной фигурой явился Александр Парвус (Израиль Гельфанд). Сын крупного одесского торговца, он примкнул к социал-демократии, эмигрировал и обосновался в Мюнхене. Работал как на английскую, так и на германскую разведку, принадлежал к масонскому ордену иллюминатов. Впрочем, и революционная, и разведывательная деятельность у Парвуса переплеталась с бизнесом, он извлекал прибыль из всех дел, которыми занимался.
Прежний руководящий центр русских социал-демократов, «Союз освобождения труда» Плеханова в Швейцарии, для новых задач не годился. За ним давно наблюдало Охранное отделение. А сам Плеханов оторвался от живой деятельности, от России, утопал в заумных теориях. Но амбиции имел чрезвычайные. Если кто-нибудь пытался не согласиться с ним, оскорблялся: «Еще ваши папеньки и маменьки пешком под стол ходили, когда я…» Теперь за Плехановым оставили роль «знамени», но Парвус начал создавать другой центр, в Германии. Тщательно законспирированный. Были задействованы десятки «почтовых ящиков» в Германии, Австро-Венгрии, Италии, Англии. Пересылки с Россией осуществлялись через несколько пунктов. Например, корреспонденция приходит на имя немецкого врача, он пересылает ее владельцу чешской пивной, тот передает дальше. Крупская описывает, какая путаница возникала из-за подобной конспирации у неопытных еще русских революционеров – как Шляпников, Бабушкин, она сама, руководствуясь адресами переписки, заезжали не в те города, не в те государства. В общем, судя по всему, в организации этой сети тоже поучаствовали весьма квалифицированные специалисты разведок.
Для нового центра требовались новые кадры. Одним из тех, на кого обратил внимание Парвус, стал Ульянов. В 1900 г. он освободился из ссылки в Шушенском. В столицах жить ему запретили, он поселился в Пскове. Но задержался здесь лишь на пару месяцев. Все данные показывают, что не он отыскал нужные контакты, а на него вышли извне. Владимир Ильич как-то резко окрылился и засобирался за рубеж. Перед отъездом чуть не влип. Заглянул в Петербург встретиться с Мартовым, и их задержала полиция. Крупская пишет, что у Ульянова «в жилетке было 2 тысячи рублей… и записи связей с заграницей, писанные химией на листке почтовой бумаги, на которой для проформы было написано чернилами что-то безразличное». Как видим, зарубежные «друзья» снабдили его весьма крупной суммой, явками. Но жандармы не обратили внимания на деньги и «безразличные» бумаги. Деньги – это не криминал. Пожурили лишь за то, что нарушил режим проживания. Предупредили, чтобы больше так не делал, и выпустили.