Внимание Рима к здоровью скелетов и йоге поселило во мне уверенность, что он наверняка трезвенник и поборник здорового образа жизни. Однако оказалось, что он очень даже не дурак выпить, хорошо закусить и мимоходом потискать одноклассниц. Пара одноклассниц щедро выдала Риму улыбки, которые я назвала бы даже не авансами, а приглашениями. И никого из них Рим не упрекнул за сутулость. И никому пальцами в спину не тыкал.

Ближе к ночи, когда песни уже отзвучали, Рим приземлился рядом со мной и протянул бокал с вином:

– За пришельца, вернувшегося на родную планету! То есть за меня!

– За тебя.

– И всё? А никак нельзя ко мне тот же этикет применить, что и к Пашке Донскому? Почему ему достался поцелуй? А мне нет? Мы с ним, если хочешь знать, за одной партой сидели. И в медицинский вместе готовились.

– Я на свадьбе Дона свидетельницей была. Мы с Зойкой подружки.

– Как чуден мир… А ты, вообще, видела мир? За границей была?

– Да. Я слетала в Италию и Германию. Но мне нечего там делать. Ходить по музеям – скучно. Это как перебирать большой сундук с безделушками. И все сундуки похожи один на другой. Сидеть в кафе и глазеть на толпу – ещё скучнее, чего я в толпе не видела? А участвовать во всех этих походах и экспедициях – зачем? Чтобы валяться в грязи?

– Ничего ты не понимаешь в грязной романтике.

– Я помогала старшим, сколько себя помню. Мне хватило самой вульгарной и неприятной грязи. И я много лет спала летом на чердаке, где было душно и страшно. Зачем мне такая романтика? Я сыта убогим бытом на всю жизнь.

– Но ты осталась здесь.

– Так сложилось. У меня не было выбора. И мне надо кормить бабушку и отца. Без меня они пропадут.

– Очередной когнитивный диссонанс от тебя. Вижу юную красотку-озорницу, а слышу интонации ответственной кормилицы семьи.

– Два комплимента в одном. Ты мастер приятного слова.

– А что тебе нравится? У тебя есть любимое дело? То, от которого не сможешь отказаться? То, что ты будешь делать и без денег, и без славы – только потому, что это твоё?

– Мне нравится то, что я делаю. Я привела всё в порядок. У меня чисто и аккуратно, мои гости не замечают быта… И я только-только перевела дух после гонки на выживание. Я ещё не успела отдышаться и насладиться порядком. Хочу пару лет провести спокойно. А там видно будет.

– Сытое спокойствие убивает талант.

– Я в Италии ходила в школу рисования. Мне казалось, что я взмахну кисточкой и обрету себя. Но нет, оказалось, что живопись – это долгая, кропотливая работа, что нужны навыки и знания. Я рисую иногда, когда мне грустно. Только это не талант, это настроение.

– А я медициной увлёкся, когда бабушка умирала. Думал, в онкологию пойду, а потом на кости потянуло.

– Твои родители тебя поняли?

– Как сказать. У меня мама врач, и она считала, что я не справлюсь, сбегу из института. А отцу всё равно, он только спросил, сколько денег мне в чемодан положить.

Дон подтащился к нам с бутылкой, долил бокалы и невозмутимо выдал:

– Рим, дружище, никто не сомневался, что ты положишь глаз на самую красивую девчонку побережья. Но будь осторожен. Один из наших лучших спасателей прочно держит оборону вокруг предмета своих романтических грёз.

Я смутилась:

– Дон, ну что ты болтаешь.

Рим сдержанно улыбнулся и отчалил к каким-то вновь прибывшим друзьям.

Обратное превращение сияющего гирляндами волшебного парка в заурядный, запущенный, убогий дворик прошло быстро и организованно. Будто фея взмахнула своей палочкой и стёрла краски. Хорошо, что хотя бы один сказочный вечер останется в памяти, но всё равно немного грустно.

Утром я изучила себя в зеркале. Вроде бы ничего особенного. Наташка как Наташка. А корону красоты внезапно вручили. Подозрительно это как-то. Все, кроме влюблённой Зойки, понимают, что для Дона люди – это ходячие кровеносные системы. У меня что, какая-то особенно интересная система капилляров нарисовалась?