На меня вовремя снизошло прозрение: если я не знаю, то он и подавно не знает! Но у преподавателя на столе лежат все наши учебники химии, и он постоянно их листает. Экзамен проходил в физкабинете, там установили ещё две доски, и мы должны были весь ответ писать на доске, чтобы учитель внимательно по учебникам проверял, то ли мы пишем. На доске, поставленной на две или даже три табуретки и опирающейся на белую фанерную выкрашенную стену физической лаборатории, прямо напротив учительского стола, я специально (мы говорили: спецом) рисую огромные, как фугасные бомбы, биполярные молекулы воды, где нужно, ставлю внутри плюсы, а где нужно – минусы; все формулы и реакции получения и химических свойств анилина (уже в самом углу доски; тесно, непонятно, но безупречно правильно), и просто ангельским голосочком говорю:

– Николай Владимирович, на доске места не хватило, я не стала писать физические свойства анилина, я устно скажу.

Он хмуро, важнецки кивает. Проговорила я быстро, не давая ему опомниться. Ни одного дополнительного вопроса. Я вижу себя, как я выхожу с экзамена: открываю дверь и буквально сталкиваюсь с Катериной Золотарёвой, она стоит перед дверью. Какая она нарядная и торжественная, вся белая-белая, просто сияющая: огромные красивые банты, воротнички, фартук. Как будто на мне не белые, в клубе взятые банты, и не белый фартук; но я себя со стороны не вижу! Я постараниваюсь и даю ей дорогу зайти, но заходит не она, а кто-то другой, я закрываю за собой дверь и требовательно громко спрашиваю у подруги:

– Физические свойства анилина, быстро!

Можно подумать, они мне прямо сейчас понадобятся!

Катя в одно касание достаёт из большого кармана своего белого с накрахмаленными кружевами фартука нужную шпору и сразу же начинает вычитывать из неё физические свойства анилина. Мы отходим от двери к окну (это такое окно, из которого почти ничего не видно: ни школьного крыльца – оно закрыто бетонной плитой-козырьком, ни улицы – молоденькие тополёчки всё же выпустили листики; единственное, что хорошо видно – у себя ли в кабинете завуч Валентина Фёдоровна) и усаживаемся вдвоём на широкий деревянный низкий белый подоконник. Она вдохновляется и совсем отрывается от шпаргалки, рассказывает мне много интересного.

Оказалось, что я ответила всё правильно, только наоборот. На растворимое я сказала – нерастворимое, на летучее – нелетучее, на белое – чёрное… Я довольнёхонька, я так и знала, что не знаю физические свойства анилина. Получила я 5. Если бы я не схитрила и не обставила свой ответ тактически безупречно верно, то что бы он мне поставил?! Посмел бы четвёрку поставить?! Не знаю. Уж обидел бы точно: я знала всё-таки немного не всё. Объясняй потом ему же возвратно, что он не проводил лабораторные работы!.. Но я сумела увернуться.

Насколько лабораторные работы трудны для учителя (говорят, в старой школе спиртовка летала по классу как ракета), настолько полезны для учеников.

Ну разве можно забыть Li – литий, химический элемент № 3, в ядре всего три протона, которые с трудом удерживают на второй орбите единственный электрон, поэтому литий – активнейший щелочной металл, одновалентный, разумеется, очень нестойкий, который бурно реагирует даже с кислородом, содержащимся в воздухе, и в шкафу в лаборатории у Валентины Васильевны хранится тщательно и надёжно завёрнутым в несколько слоёв толстой фольги. Мы с Катей Семерухиной в химкабинете в старой школе сидим на третьей парте в первом ряду, что у стены. Учительница обходит ряды, и каждый отделяет специальным шпателем ровно столько лития, сколько велено: со спичечную головку, не больше. Этот литий тотчас же надо поместить в фаянсовый тигель. По дороге он превращается в окисл, в результате в фаянсовом тигле лежит крохотное маковое зёрнышко; ждёт, что ученики с ним дальше будут делать.