– Зачем кого-то слушать, если я способен принимать самостоятельные решения?

– Когда дело касается чужой жизни, ты должен считаться с мнением.

– Даже если мне не безразлично?

– Даже если тебе не безразлично, в чём я, конечно, сомневаюсь.

– Ты всегда решаешь за всех или я особенный?

– Думаю, только ты. Ты любопытный, Мэйсон.

– Ты снизошла от фамилии к имени.

– В своей голове я называю тебя по имени, но, когда ты что-то вытворяешь, снова становишься Картером, а ты обычно что-то, да вытворяешь.

– Значит… – воодушевлённо растягивает он, перекатываясь на бок и подпирая висок кулаком. Его глаза светятся детской радостью. – Ты думаешь обо мне.

– Нет.

– Зачем тогда произносишь моё имя в своей голове?

– Когда ты где-то в радиусе мили, то да, я могу вспомнить о тебе.

– Могу вспомнить о тебе, – пискляво передразнивает Мэйсон. – Или не могу забыть?

– Знаешь, я могу сказать тебе тоже, что ты сказал Эмили: не придавай себе такое большое значение.

Веселье моментально испаряется. Он заметно напрягается и мрачнеет.

Таким угрюмым не доводилось видеть его ни в библиотеке, ни после драки и даже тогда, когда винил меня за чью-то неправильную парковку.

Мэйсон встаёт с кровати.

И моё настроение делает тот же кувырок.

– Не говори то, чего не знаешь, – сухой тон его голоса пробирает до дрожи. Кожа покрывается мурашками.

– Ты тоже говорил то, чего не знаешь. Ты сделал мне больно.

– Например?

– В машине. Не смей отзываться плохо о моих родителях.

– Может быть, тебе тоже не помешает следить за языком, потому что ты начала этот разговор. Ты села в машину.

– Я жалею, что сделала это.

– Сейчас я тоже об этом жалею.

Я вздрагиваю, когда Мэйсон хлопает дверью.

Линия старта, с которой начали – осталась позади, когда он пришёл, лёг в мою кровать и поднял настроение дурацкими шутками. И мы вернулись обратно, как только он согласился со мной. Я вовсе так не думаю, но не могу забрать брошенные слова.

Мэйсон

Кики улыбается нам, но вижу, что тут что-то не так. Я всегда с безразличием смотрел на кого-то, и она не была исключением до того момента, пока не начал наблюдать немые разговоры и обмен взглядами между ней и Трикси. Выглядело так, как будто они понимают друг друга без слов. Сейчас они по разные стороны баррикад. Они не смотрят в сторону друг друга; делают вид, что не знакомы.

Дожидаюсь, когда Кики примет заказ и, перехватив в зале, подталкиваю в безлюдный уголок.

Девушка растерянно хлопает глазами, что вовсе не удивительно, учитывая, что никогда не проявлял интерес к её персоне.

– Почему Трикси уволилась? – я оглядываюсь через плечо, дабы лишний раз убедиться в приватности разговора.

– Она не совсем уволилась. Она успела уйти до того, как уволят, – толику сожаления всё-таки улавливаю в голосе.

– По какой причине?

– Почему тебя это интересует и почему я должна отвечать?

– Потому что работали сообща и вам нравилось; потому что сидели в аудитории вместе, потому что переглядывались и улыбались друг другу. Продолжать?

– Она нагрубила клиентам.

Вполне в характере Трикси, но до сих пор она ощетинивалась по отношению меня. Но почему-то не могу поверить, что для грубости не было резонного повода.

– Просто так?

Глаза Кики беспокойно бегают по залу, как будто девушка придумывает причину для ухода. Со мной не прокатит.

– И? – подталкиваю я.

– Я не должна говорить с тобой об этом. Ты не работаешь тут.

– А если прямо сейчас устроюсь сюда?

Она вскидывает подбородок.

– Картер, ты смеёшься надо мной?

– Похоже на то, что я смеюсь?

Окинув меня недоверчивым взглядом, она поёживается и скрещивает руки под грудью.

– Я же сказала, она нагрубила клиенту.