В отличие от моего антирадостного лица, выражение Ди говорит само за себя. Ему определённо нравится наказание или пытки, которым подвергаюсь.

Ах, да, это же воспитательные меры. И как мог забыть.

– Где моя чудаковатая сестра? – отклоняюсь в сторону стеллажей, Ди следует за мной.

– С Таликой.

– Она мне не нравится.

– Тебе никто не нравится.

– Есть как минимум одна причина: девчонка смотрит на тебя, как щенок на хозяина. Подруга твоей девушки не ровно дышит в твою сторону.

– И Мэди это знает. Лучше честно, чем за спиной.

Щурюсь и прикусываю язык до того, как ляпну лишнее.

– Мне не нравятся такие подруги.

– Что с ними не так?

– Они лживы.

– Не тебе решать, Мэйс. У неё своя голова на плечах.

– Однажды, она чуть не слетела.

– Что?

– Не бери в голову, – отмахиваюсь, мысленно отвесив подзатыльник за то, что не удержался.

Нахожу рекомендованную книгу и не тороплюсь плестись за стол, не желая привлекать внимание. Странно, но сейчас я действительно хочу побыть в одиночестве.

– Так что? Это библиотека, тут я вроде пай-мальчик, на кулачках не подерёмся.

– Решил скрасить компанию, пока Мэди на лекции.

– Согласен, если разделим книгу пополам.

– Это твоё наказание, а не моё, Картер.

Я приземляюсь на пол между стеллажами, Ди следует моему примеру.

– Поговорим? – предлагает он.

– Валяй, – отзываюсь, играясь со страницами.

Повисает минутная тишина.

Я прогоняю мысли через сито, чтобы отфильтровать будущие слова. Кажется, настоящим могу быть только с отцом, потому что остальным позволяю узнать себя настолько, насколько захочу. А я не хочу. И когда слышу, что-то вроде: «О, я знаю этого парня», не задумываясь отвечу: «Черта с два ты знаешь меня, чувак».

– Тебе не кажется, что пора остановиться? – начинает он.

Я поворачиваю голову в сторону друга, который внимательно изучает моё лицо.

– В плане чего?

– В плане всего.

– Не понимаю, о чём ты.

– Ты портишь свою жизнь.

– Я называю это иначе: создаю собственную историю, которую смогу вспомнить и сказать, что моя молодость была чертовски охренительной.

– Какого чёрта произошло? За что ты избил его?

– Болтает лишнее. Он и о Мэди трепался, тебе не хотелось выбить пацану зубы?

– Хотелось, – соглашается Ди. – Но не думал применять силу. Он ничего не говорит о ней, хочешь узнать, почему?

– Дай подумать… – делаю вид, что гадаю и подбираю варианты, хотя существует один. Это наша отличительная черта: кулаки от меня и словесная форма от Ди. – Ах, да, точно! Ты, наверное, просто заткнул его с помощью предупреждения.

– Да, и не тронул пальцем.

– Уже можно пускаться в громкие овации?

– Хватит быть придурком. Ты же не такой.

– Нет. Я такой.

Ди поднимается на ноги, но не спешит уходить.

– Ты не такой. И не бойся говорить о произошедшем. Она давно пережила и живёт настоящим. Но не ты. Ты застрял на месте и не хочешь двигаться дальше. Не хочешь, Мэйс, а ни не можешь. Когда отпустишь, станет легче.

Ди уходит, а я задаюсь вопросом.

А какой я?

Все почему-то решили читать нотации: как правильно жить, что делать можно, а что нельзя и кучу остальных книг философии жизни, которая не работает. Парадокс в том, что я живу собственной головой и ошибками. Но Ди прав: я всё ещё живу прошлым.

Фыркнув, открываю книгу и приступаю к чтению. Изначально история даётся с трудом, не могу похвастаться, что воодушевлен подобным занятием. Но спустя небольшое количество времени, вовлекаюсь и поглощаю с энтузиазмом. Отчасти, благодаря лорду Генри и его жизненным напутствиям, которыми я пользуюсь сам. С особой воодушевлённостью перечитываю слова: «Так пользуйтесь же своей молодостью, пока она не ушла. Не тратьте понапрасну золотые дни, слушая нудных святош, не пытайтесь исправлять то, что неисправимо, не отдавайте свою жизнь невеждам, пошлякам и ничтожествам, следуя ложным идеям и нездоровым стремлениям нашей эпохи. Живите! Живите той чудесной жизнью, что скрыта в вас. Ничего не упускайте, вечно ищите все новых ощущений! Ничего не бойтесь!»