Поздний теплый летний вечер уже спрятал оранжевую полосу, оставшуюся от солнца. Зажглись

фонари. Улицы были немноголюдны. Изредка только слышался громкий смех загулявшей допоздна подвыпившей компании молодых людей. Иногда смех прерывался крепким матерным выражением или каким-нибудь непристойным звуком.

– Когда кто матерными словами ругается, – вспомнились сразу слова Иоанна Златоуста, – тогда у Престола Господня Мати Божия данный Ею молитвенный покров от человека отнимает и Сама отступает, и который человек матерно избранится, себя в той день проклятию подвергает, понеже мать свою ругает и горько ее оскорбляет. С тем человеком не подобает нам ясти и пити, аще не отстанет от онаго матерного слова.

На скамейке, во дворе девятиэтажного дома сидел человек. Он находился здесь уже часа три, но время для него не играло никакой роли. Времени у него было много. На вид ему было лет около двадцати восьми, и внешне он ничем особым от окружающих не отличался: темная куртка с выправленным на нее капюшоном бежевой легкой кофты, синие джинсы, кроссовки и бейсболка.

– Ах ты пьянь старая, – услышал молодой человек за своей спиной у соседнего подъезда. – Когда же ты нажрешься уже наконец.

Муж старушки, что причитала у двери подъезда, попытался что-то ей объяснить, но ничего не получалось, кроме смазанных и запутанных звуков. Он был мертвецки пьян и еле-еле держался на ногах. Руки его постоянно разлетались в стороны, голова болталась, как у игрушечного болванчика.

– Зде-е-есь стой, сво-о-о-лочь ты, – словно вытягивая заунывную песню, голосила старая женщина. – Стой, тебе говорят. Я дверь открою.

Зазвенели ключи, но дверь не успела открыться, так как практически сразу раздался глухой звук. Звук, который может издать только человеческое тело, рухнувшее на твердый асфальт.

– Боже ж ты мой, – снова завыла старушка. – Погань ты пья-на-я. Да что же ты де-ла-ешь! Вставай! Вставай, кому говорят, мешок с дерьмом.

– Мешок с дерьмом, – послышался слева язвительный смешок.

Молодой человек повернул голову на звук. С ним уже практически поравнялись две девочки-подростка, принадлежащие к тому типу девушек, которые думают, что они уже достаточно познали жизнь, которая заключается только в богатых мужчинах, дорогих автомобилях, деньгах и развлечениях. Они думают, что познали жизнь, потому что сами ограничили свой круг общения более или менее обеспеченными мужчинами, автомобилями среднего класса, какими-то наличными, что дают им эти мужчины и тем, что эти девушки могут себе позволить купить на деньги этих мужчин. В этом их мир, это их вселенная. Одеты девушки были соответственно их образу жизни.

– Мешок с дерьмом, – снова похихикали они, повторяя слова старушки, когда уже достаточно удалились от подъезда, где лежал пьяный старик.

Навстречу девушкам из-за поворота от противоположного конца дома вышла довольно полная женщина средних лет. Вся строгость ее вида явно говорила о том, что муж ее бросил, а точнее сбежал, не выдержав давления с ее стороны. Работа маляра в строительной бригаде ей явно не нравилась, но, проработав там двадцать лет, деваться ей было некуда, тем более до пенсии оставалось всего – ничего.

– Шлюхи малолетние, – произнесла она чуть слышно, поравнявшись с молодым человеком, когда девушки прошли мимо нее и уже были на достаточном расстоянии.

Ненависть и все ее производные довольно легко читаются в человеческих душах.

Из подъезда, находящегося перед местом, где сидел молодой человек, вышел бодрый старичок. Он энергично шагнул на пешеходную дорожку, проходящую вдоль дома, и остановился в нерешительности. Поразмыслив немного, он стал прохаживаться от своего подъезда до неизвестного ему человека в темной куртке со светлым капюшоном и обратно до подъезда. Сделав, таким образом, несколько разворотов, старичок прошел мимо странного парня, направился вдоль дома и вскоре исчез.