– О боже, какая трагедия, – проговорил он. – Как это случилось?

– Именно это необходимо выяснить, – ответил Ванзаров. – Могу рассчитывать на вашу помощь?

– Помощь?.. Какая тут помощь… Чем теперь поможешь… Его нет… И все… Что же теперь делать-то?

– Вы были близкими друзьями?

– Да-да, вроде того…

Профессор перестал замечать гостя, о чем-то размышляя. Глаза его суетливо бегали, словно он попал в западню и старался найти выход из неразрешимой ситуации. Наконец, будто очнувшись, он спросил:

– «Нашли мертвым» – это что значит на вашем полицейском жаргоне?

– Тело обнаружил городовой при утреннем обходе, – ответил Ванзаров.

– Что же это получается: Иван замерз ночью?

– Не совсем так: господин Наливайный был, скорее всего, убит.

– Ванзаров, объясняйтесь яснее. Я не понимаю вашей белиберды «скорее всего»! Или забыли, что такое речь культурного человека?

– Если это так интересует, ради вас нарушу тайну следствия. Вашего друга напоили довольно необычным веществом. Очевидно, после этого он шел куда-то поздней ночью, ошибся дорогой, вышел на лед, упал и замерз. Как отпетый пьяница. Если ему не помогли и в этом.

– Какая трагедия… Но что же теперь делать?

– Что вас беспокоит?

– Беспокоит? – закричал Окунёв. – У меня погиб бесценный друг, а вы еще спрашиваете о беспокойстве!

– Спрошу о другом: господин Наливайный был у вас в гостях?

– Нет-нет, его не было, – быстро ответил профессор. – И меня не было.

– А где вы были?

– Пригласили на новогодний бал Бестужевских курсов почетным гостем.

– Бестужевские… Это поблизости, на Васильевском?

– Да, на 10-й линии. Меня видели сотни людей. Коллеги поднимали в мою честь тост. Я не возвращался ночью в маске, чтобы отравить Ивана.

– Я вас не подозреваю.

Профессор печально усмехнулся:

– О, я вижу вас насквозь! Вас уже интересует, есть ли у меня алиби. И это ваша благодарность за помощь?

Ванзаров заверил, что очень благодарен профессору.

– Могу ли задать непростой вопрос, Ирис Аристархович? – спросил он.

Профессор махнул рукой: мол, теперь уже все равно, делайте что хотите.

– Вы знали, что Иван Иванович был… не в полном смысле мужчиной?

– Уже и в это нос сунули, – сказал Окунёв презрительно. – Да, я знал его тайну. И что с того? Он нес свое бремя мужественно. Ему было нелегко. Он много страдал и мучился, искал утешения в религии, но нет религии, что утешила бы гермафродита. Понимаете это?! Что ему оставалось? Он мог бы покончить все разом, но выбрал жизнь. Каждый день он шел на невидимый подвиг. И каждый день побеждал. Это заслуживает уважения.

– Господин Наливайный где-то служил?

– Это было свыше его сил. Да и кто бы принял… такого.

– Чем же он добывал средства к существованию?

– «Существованию»! – передразнил Окунёв. – Это вы точно сказали, господин полицейский. По-иному его жизнь не назвать… Иван в деньгах не нуждался.

– Богатые родители?

– Да поймите, Ванзаров, что приличные люди не спрашивают даже своих близких друзей, откуда у них деньги! Это неприлично!

– Давно с ним знакомы?

– Не меньше, чем с вами…

– Тоже был студентом нашего университета?

– Нет, он не учился… Кажется, сам получал образование.

– Вы видели у него на груди пентакль?

– Что-что? Изъясняйтесь яснее.

Ванзаров пояснил наглядно. И получил еще одну презрительную усмешку:

– Уж не думаете ли вы, что мы раздевались друг перед другом? За кого вы меня принимаете?! Вы лезете грязными лапами в душу человека, у которого погиб близкий человек!.. Позвольте, а как вы вообще узнали, что мы с Иваном… знакомы?

– У него был найден обрывок вашей фотографии.

– Моей фотографии? – поразился профессор.

Ванзаров показал обрывок. Профессор взглянул и плотнее закутался в плед.