– Спасибо за ужин. Всё было очень вкусно.

Смотрю на гостью. Кивает головой в ответ на благодарность, но явно ждёт ещё чего-то. Не сегодня.

– Извините, Светлана, но сейчас я к разговору не готов. Мне надо обдумать услышанное.

Понимающе кивает, встаёт.

– Спокойной ночи, Старх.

– Спокойной ночи, Светлана.

С чего бы ему быть – покою-то? Кто это сказал: «Покой нам только снится!»? Тютчев – нет? Нет, это сказал Блок. Насколько это действует в отношении меня, узнаю, когда засну. А пока воссоединю то, что узнал от Светланы, с тем, что знал до этого. Выходит, конечно, хреново, но не до такой степени, чтобы убивать. Эрго: либо Светлана что-то от меня скрыла, либо сама не всё знает. А не попробовать ли мне заснуть? Смотри-ка ты, получилось…

***

Никакой покой мне, конечно, не приснился, но, всё равно, с утра чувствовал я себя значительно лучше, чем прошедшим днём. Когда мы вновь расположились на заднем сидении, Светлана, одним движением изящного пальчика, создала между нами и водилой преграду в виде стеклянной перегородки. Ну и правильно: парню надо за дорогой следить, а не чужие разговоры слушать. Ну-с, пожалуй, начнём!

– Светлана, вы, давеча, говорили, что Рансьон отсюда километрах в трёхстах. Полагаю, этот монстр нас часа за четыре домчит – нет?

– Нет, часов за пять с небольшим.

– Что так?

– Тут не везде асфальт. Нам треть пути по грунтовке пылить.

«Чудеса, да и только! Стоило лететь на край света, чтобы наступить на те же грабли», – это я про вторую российскую беду. Мысль показалась мне настолько удачной, что я не преминул поделиться ей со Светланой. Моя спутница грустно усмехнулась:

– Дороги здесь пусть и не везде асфальтированные, зато достаточно ровные. На них хоть и не разгонишься, но и колдобины пересчитывать не приходится. – Видимо, заметив на моём челе тень разочарования, Светлана поспешила меня успокоить: – Зато тут первой беды с избытком.

– Дураков что ли? – догадался я.

– Их, родимых…

Сказано это было с такой глубокой интонацией, что у меня невольно вырвалось:

– Эк они вас достали!

– Да меня тут всё достало! – всплеск энергии едва не отбросил меня к дверке салона. – Никак не могу избавиться от ощущения, что хожу вниз головой. Постоянно юбку придержать хочется. Вы знаете, Старх, а у нас тут сейчас весна! В сентябре – весна. Господи, зачем мне в сентябре весна? Мне листики опавшие поворошить хочется, тонкими льдинками с утра похрустеть. Старх, голубчик, как я соскучилась по снегу!

Наш человек! Даром что метиска, а разошлась во всю ширь русской души. Осторожно вставляю:

– А тут что, зимы совсем нет?

– В нашем понимании нет. Что-то вроде ранней осени, плавно переходящей в позднюю весну.

Мы уже за городом. Слева показалась и ушла в сторону довольно широкая река. Серая нитка шоссе вытягивается вдоль равнины, изредка огибая поросшие лесом холмы. И деревья на холмах, и сами холмы, и кусты по обе стороны дороги – всё не наше, непривычное взгляду. Моя спутница всё ещё изливает душу, а вот это как раз по-нашему.

– … Мужнина родня, аристократы хреновы, меня в упор видеть не желают. Пока был жив Фил, мне на это было наплевать. Да мне и сейчас наплевать, но без близкого человека рядом всё одно погано. Одна была радость – Катюшка, да и ту вчера схоронила…

Светлана замолкла, горестно поджав губы, но за платком не полезла, видимо, плакать не собиралась. Характер у девочки твёрдый. Впрочем, учитывая её чекистское прошлое, это и не удивительно.

– Света, хочу спросить о похоронах: почему всё сделали так поспешно?

Светлана пожала плечами.

– Так причин затягивать не было. Люська с живой-то Катей последнее время еле-еле под одной крышей уживалась, а с мёртвой и подавно. А о вашем приезде, кроме меня, никто не знает. Да я вам вчера рассказывала…