Она попыталась усесться поудобнее, но скривилась от боли.

– Тсс… не говори ничего… Тем более не извиняйся! Мы не помешаем тебе?

– Какие глупости! – она нашла в себе силы фыркнуть. – Так ты её привёз?

– Да! Я и задумал это ради Эммы! Она здесь!

– Хорошо! – слабо улыбнулась Сара. – Можно мне на неё посмотреть!

– Конечно! – он коснулся губами ледяного виска сестры, оглянулся на дочь. – Эм, иди сюда!

Эмма пошла к нему, по – видимому, собрав в сердце всю свою храбрость, потому что, когда упала тётя Сара, она впервые за всё время по —настоящему испугалась.

Сара, сев как можно прямее, в предвкушении встречи с девочкой попыталась разгладить складки сбившегося на коленях пледа, но бросила эту затею, почувствовав накатывающую слабость. Молодая женщина откинулась на спинку сидения, на секунду прикрыла глаза, пытаясь успокоится и выровнять дыхание.

– Всё хорошо! – сказала она сама для себя, снова взирая на окружающее вокруг.

Эм приблизилась к тёте, плохо скрывая страх и непонимание произошедшего. Словно пугаясь самой женщины в кресле, она встала за спиной отца и мимолетно временами взирала на Сару, словно ожидая, что та резво соскочит со своего места и сможет утащить её в неизвестном направлении. Сара снисходительно, печально улыбнулась, протянула к племяннице руку:

– Эм, родная, иди ко мне, я не обижу тебя!

Эмма пошла на зов, но, кажется, ноги её стали деревянными, остановилась около больной, которая теперь ласково погладила девочку по щеке.

– Не бойся меня, не надо! Можно мне тебя обнять?

Вместо ответа Эм, решившись, открыла тётушке детские, невинные объятия, позволила себе затеряться в объятиях Говард, что нежно, но уверенно прижала её к своей худой груди.

– Девочка… – с непонятной грустью произнесла Сара Говард, одаривая Эмму поцелуем в макушку, ещё крепче обняла её.

И вдруг, впрочем, не желая напугать малышку, разразилась слезами. Калеб наблюдал, как катились, одна за другой прозрачные слезинки, но не надеялся, что они облегчат её существование. Эрик, до сих пор хранящий молчание и держащийся в стороне, как тень, едва разрыдалась его жена кинулся к ней и опустился перед ней на колени.

Он был её семьёй, но теперь, вместе, они приняли к себе и сделали частью чего – то большего ещё двоих, несчастье одного рода объединилось с несчастьем отличным, но столь же горьким.

***

Вновь прибывшим и обещавшим остаться надолго или навсегда отдали одни из самых лучших комнат, которые были очень близко друг к другу. Их новые хозяева были едва ли не столь же близки и сейчас, будучи пришельцами, хоть и самыми желанными, как никогда нуждались один в другом.

Первая ночь Эммы в новой детской спаленке началась со всех на свете любимых сказок. Потом отец рассказал ещё кучу весёлых историй прежде, чем традиционно накрыть её одеялом и, поцеловав в лобик, пожелать спокойной ночи.

– Ты не будешь бояться в незнакомой комнате одна? – спросил он, сидя на краю её кроватки, ещё держа ладони на одеяле.

Девочка хихикнула:

– Нет, мистер Бэар посмотрит за мной!

– Да, а ты присмотри за ним, дочка! Он всего – то медвежонок! —в ответ хохотнул Калеб.

– А я – девочка! А кто тогда будет спать?!

– Я буду спать… в соседней комнате! – отец улыбнулся.

– Ну, пап…

– Я пошутил! – поспешно вставил Хауард, и повторил тихо: – Спокойной ночи, милая! Я люблю тебя!

Она зевнула:

– Я тоже тебя люблю!…

Когда мужчина выходил из её спальни, то подумал о том, как удачно, что он привёз её любимца раньше, чем привёз её саму…

***

Сестра поправлялась долго и тяжело, но и правда, не показывала никому своих мучений. Боли мучали её, и казалось странным и даже преступно несправедливым, что она так рано вернулась домой из больницы. Её крепкий организм вдруг дал сбой, здоровье, ранее также восстановленное словно из пепла, снова пошатнулось. Стало страшно, что уж этого удара ей не пережить. Да, смерть физическая женщине не грозила, но грозило что – то более страшное, даже более скорбное. Навсегда застывшая, увлеченная осознанием, осмысливанием того, что с нею случилось уже не один раз, она могла потеряться в самой жизни, упустить всё её радости и начать проклинать безжалостную к ней судьбу, смириться с которой она ещё не успела.