– Да честное слово! – продолжал М.Р. – В покер! Это просто мне папенька не велел садиться играть!

Ширли упала в кресло и хохотала так, что чуть не сверзилась вместе с креслом на пол. Ида достала из кармана кулек карамели.

– Конфетка хочешь?

Пока липовый шулер разворачивал конфету, Джейк извлек «миротворец» из его пальцев, картинно дунул в ствол и сунул за пояс: – Патронов-то надо бы раздобыть. Самое время. Что скажете, сэр?

М.Р. Маллоу от нервов так и тянуло врезать по этой довольной роже. Но он подумал. Физиономия его потихоньку приняла нормальное выражение.

– Скажу, сэр, – буркнул он, – что нам теперь не только патроны нужны.

– Почему Ланс-то? – поинтересовался Д.Э. уже на улице.

– Помнишь, – начал Дюк, – ты рассказывал, как Ширли уговорила тебя остаться, потому, что, дескать, у них никого нет и страшно? Как ее чуть не грохнули, когда она потащила тебя в тот дом за тряпками? Ты еще наврал, что и дом твоих родителей, и она твоя сестра. Ну и получилось: сэр Ланселот. Должен же я был как-то тебя обозвать.

Д.Э. от скромности порозовел.

– Великая вещь – истории о сыщиках, – небрежно сказал он. – Что бы мы с тобой делали без «Черной кошки»!

Дюк кивнул и добавил:

– Все-таки ты через край – так блефовать.

– Вы, сэр, на себя посмотрите.

М.Р. пальцем приподнял поля шляпы.

– Компаньон, – сказал он тоном усталого отца, – я тебя очень прошу: не лезь ты на рожон, как сегодня, а? Может плохо кончиться.

– Да что было делать? – возмутился Д.Э. – У меня не было другого вы…

– … русская графиня, незаконная дочь русской певицы Мари Оленин д’Алхейм, имевшей такой бешеный успех в Париже в прошлом году, и графа Ярмутского.

Д.Э. выпрямился, сколько позволял потолок экипажа и попробовал сохранить позу небрежную и невозмутимую, что, вообще говоря, не так уж просто сделать на ходу.

Клиент уважительно молчал, тараща глаза прямо вперед и сжимая сложенные руки на набалдашнике трости. Нежный второй подбородок отливал синевой, щеки вздрагивали от тряски.

– Лола, – продолжил искатель приключений. – Победительница конкурса красоты в Сан-Диего. Титул «Самые…»

И выразительно показал руками. Экипаж тряхнуло, Д.Э. приложился головой о стену и зашипел сквозь зубы.

– Бешеный темперамент, – добавил он интимнейшим полушепотом, опять склонившись над котелком.

Круглые глаза клиента под полями котелка приобрели отчаянное, как у кролика, выражение. Мгновенный затравленный взгляд, толстая задница подвинулась – и молодой головорез с облегчением упал на сиденье.

– Тридцать Шестая улица! – велел он кучеру.

Дня через два, когда Д.Э. сам замучился по сто раз за день произносить титул, и даже умудрился запутаться, дочь русской певицы и английского графа стала просто русской графиней. Инкогнито. Ее титул сообщался шепотом, на ухо клиенту, и только после того, как тот давал страшную клятву молчать. Маневр этот каждый раз стоил графине лишних полтора доллара. Ее патрон удостоился вознаграждения, после которого он весь оставшийся день и всю ночь ходил томный, натыкался на все углы и туманно улыбался.

Ширли Страусс, дочь разорившегося лавочника из Чикаго, блестяще освоила роль.

Дела в борделе пошли неожиданно хорошо.

Глава шестая, в которой Д.Э. Саммерс обнаруживает несколько частей головоломки

– Так, – командовал Д.Э. – давай сюда. Ниже. Левее. Левее, говорю!

Разбитый шкаф с трудом выпихивали через пролом в стене, где когда-то находилась дверь в комнату мадам. Шкаф пытался прихлопнуть пальцы дверцами. Далеко его пронести не получилось, но главное, что избавились. Диван, и козетку, и два кресла извлекли на свет Божий из обломков, отряхнули, почистили, проковыряли наспех завитушки, в которых застряла штукатурка, и комната мадам Клотильды стала личным офисом двоих джентльменов. Музыкальный автомат, машинку «Что видел дворецкий» и уцелевшую мебель перетащили в одну из осиротевших комнат наверху. Бордель, таким образом, приобрел гостиную. В коридоре выстроились стулья – для очереди, о которой рассказывал фотограф.