У монастырей были свои кабаки. И когда вблизи царева кабака находился монастырский, то естественно, монастырь стремился перетянуть питухов на свою сторону. И если монастырскому целовальнику это удавалось, то недобор по царскому кабаку должно было платить само население. Вот почему между монастырями и населением нередко возникали не только тяжбы, но и междоусобные драки. Характерен пример вражды между селом Лысковом и Макарьевским монастырем. Лысково находилось на правом берегу Волги, и в нем был царев кабак; а Макарьевский монастырь был на левом берегу, и там тоже находился кабак. Монастырь соблазнился доходами царева кабака и построил на правом берегу Волги возле Лысково пустынь (монашеское поселение), а возле пустыни новый кабак. И в этот кабак, разумеется, ушла часть питухов из Лыскова. А так как селу от этого грозил недобор, то между монастырскими людьми и лысковцами начались нескончаемые ссоры и драки. Монастырь то и дело посылал в Москву доносы на лысковских целовальников. А лысковцы жаловались на монастырь. В старину никакая жалоба не обходилась без взяток. Взятки или, как их прежде называли, «поминки» платил московским приказным монастырь, платило «поминки» и село. Приходилось платить «поминки» и воеводе, и сотникам, и всякому иному начальству. Одно время лысковцы ублаготворили воеводу «поминками» щедрее, чем монастырь. И воевода приехал лично водворить порядок. Он явился в монастырский кабак и переловил питухов, какие там были, под тем предлогом, что они «беглые холопы». Таким образом, лысковцы взяли верх. Но вслед за этим монахи отправила щедрые «поминки» в Москву. И из Москвы был послан водворить порядок некий дворянин Мостинин. Он запретил лысковцам перебивать торговлю монастырскому кабаку. Сельчане не выдержали. Вооружившись топорами и дубинками, взяли приступом монастырский посад Крестцы (ныне г. Макарьев) и монахов частью убили, частью изувечили… Распря эта велась очень долго. И прекратилась окончательно лишь тогда, когда монастырские кабаки велено было закрыть, а царевы были отданы в откуп купцам Расторгуевым111.

Венецианский посол Марко Фоскарино посетил Москву в 1557 г. и обратил внимание на то, что русские: «не имея местных вин… пьют привозные; поэтому употребляют их только в праздники, на пирах и при богослужении. Высоко ценится у них мальвазия, которую они пьют вместо лекарства или из хвастовства роскошью, присущей государям. Удивительно, что напитки эти они получают в бочках через снега Скифии с Крита и из Кадикса; взбалтываемые столькими морями, они ничего не теряют ни в запахе, ни во вкусе, разве что делаются еще лучше. Простой народ употребляет особый напиток, из меда и хмеля, который, простояв в сосуде долгое время, делается еще крепче. У них в употреблении также пиво и напиток, приготовленный из пшеницы, полбы или ячменя – как делают его немцы или поляки, – и кто неумеренно пьет его, пьянеет, как от вина. Они употребляют сок вишни, малины и черешни; он прозрачный, красного цвета и превосходный на вкус; они заботливо сохраняют лед и во время жары обыкновенно кладут его в этот напиток»112.

Итальянский писатель Рафаэль Барберини посетил Россию в 1564 г. в качестве частного человека с рекомендательным письмом от английской королевы Елизаветы к Ивану IV и оставил следующее свидетельство о взаимоотношении русских с алкоголем: «Москвитяне исповедуют религию греческую. Они весьма суеверны в живописи и изображении святых; поклоняются одному святому Николаю, почти не упоминая о других божьих угодниках; и празднуют день этого святителя больше, чем всякого другого. Надобно знать, что они весьма наклонны к пьянству, и даже до такой степени, что от этого происходит у них много соблазна, зажигательство домов и тому подобное. Обыкновенно государь строго воспрещает им это; но чуть настал Николин день, – дается им две недели праздника и полной свободы, и в это время им только и дела, что пить день и ночь! По домам, по улицам, везде, только и встречаете, что пьяных от водки, которой пьют много, да от пива и напитка, приготовляемого из меда»