Сказано – сделано. Кеша принес из дома два ядреных стручка острого кайенского перца. Надрезав кончики плодов, мы, подвинув простыни, осторожно ввели их в каудальные отверстия спящих на полу мумий.

Ждать пришлось недолго. Сначала Витька, а потом почти синхронно Серега резко обнажили головы с удивленными, как у лемуров, большими глазами. Затем их рты разверзлись, выплевывая грязные ругательства, и наконец жуткий вой пронзил окрестности. Оба человекообразных, словно собаки Баскервилей, кинулись, ломая стулья, из-под стола в сторону большого бака с холодной водой и одновременно погрузили в него свои седалища, проделывая под водой пассы трясущимися руками и пытаясь освободиться от непонятных чужеродных предметов, прочно засевших в их организмах.

– Да, – ухмыляясь, произнес Кеша, – точно, взбодрились чрезвычайно. Главное, чтобы сейчас драки не получилось. Я, пожалуй, канделябр кованый пока в дом занесу, а то он, собака, тяжелый, им покалечить можно.

Схватив канделябр, он моментально выскочил из предбанника.

Я остался один. Товарищи наши начали приходить в себя. Хмель с них как рукой сняло. Прополоскавшись в холодной воде, они с удивлением рассматривали вынутые овощи. В их глазах светилось непонимание.

– Это чо? – спросил Витек, вытянув зажатый двумя пальцами перечный стручок в мою сторону. – Это почему?

– Да не знаю, – отвечаю я, прикинувшись сильно пьяным, – вы вроде с Серегой поспорили на литр коньяку насчет мазохизма и поначалу перец острый ели, а потом, надкусив, с другой стороны того…

Витек с Серегой переглянулись, очевидно, пытаясь восстановить ряд событий, но не восстановили. Ужасная встряска утомленных алкоголем организмов перетряхнула, видать, и мозги.

Сев за стол и поерзав на скамейке, отыскивая удобные позы, они тупо тяпнули по стопарю водки и начали с увлечением, перемежая речь нецензурными выражениями, рассказывать о своих сегодняшних ощущениях. Вернувшийся Иннокентий с довольным видом прислонился к косяку и внимательно слушал их. А меня клонило в сон, но уснуть я боялся. И все же уснул. Проснулся на кровати одетым. Друзья уже собирались домой, грузили вещи в машину приехавшего за нами брата Иннокентия. До города добрались без происшествий, попрощались.

Вечером перед сном, решив принять душ, я разделся до трусов и неторопливо прошел мимо сидящей на диване жены в ванную.

– Дорогой, – окликнула она, – не пора ли бросать детские забавы. Твой Кешка – идиот, и ты тоже.

– Я не понял, о чем вы, мадам?

– Посмотри на свою спину, придурок, в твоем возрасте можно быть поумнее.

Заскочив в ванную, я повернулся спиной к зеркалу. Мерзавцы! Как мне надоели их плоские шутки. На спине маркером были написаны матерные ругательства. Сбросив трусы, обнаружил на левой ягодице надпись: "Не влезай – убью!", на правой – рисунок кочегара с лопатой.

– Ну что же, други, грубо, но креативно, – оценил я. – Не последний раз в бане мылись. За мной не заржавеет.

И встал под душ, чтобы смыть с себя остатки вчерашнего дня. Жизнь продолжается.

Митя Ложкин бросил пить. Совсем. Спиртное не принимает теперь ни в каком виде. Многие пьющие граждане хотели бы последовать его примеру, да не получается. Зачастую никакие кодировки не помогают, никакие наркологи не могут избавить от пагубной привычки, никакие народные средства не действуют.

А вот он взял и бросил. Хотя до этого был большим почитателем бога Бахуса. И даже нередко усугублял ситуацию неумеренным потреблением спиртных напитков.

Ложкин вообще-то ответственный человек. Пройдя по трудной карьерной лестнице, дорос до заместителя директора фабрики по снабжению. Все у него было хорошо. Директор (его начальник) – друг юности, деньги никогда не переводились, жена – красавица, дети – умницы. А он, несмотря на это, все же иногда осложнял себе жизнь при помощи выпивки. С пьяного же всегда дополнительный спрос. К тому же помалу он пить не умел, а перебрав, становился непредсказуем в своих желаниях. Все его проказы гасились в дальнейшем добропорядочным поведением, умением работать и просить прощение у жены.