Здесь приведен далеко не полный перечень фактических и возможных претензий психологов и физиологов друг к другу. Надо полагать, конфликтные ситуации, довольно типичные для психофизиологического фронта, имеют и некоторое положительное значение, стимулируя развитие обеих наук. Тем не менее, желательно, чтобы уровень взаимопонимания был всегда выше, чем уровень взаимных претензий. Для этого, на наш взгляд, нужно, чтобы обе стороны отказались от двух главных иллюзий (которых на самом деле, конечно, гораздо больше).

Психологам следует отказаться от очень живучей иллюзии «непосредственной данности» психического нашему сознанию (Веккер, 1974). Если бы это было так, то сократовское «познай самого себя» не имело бы никакого смысла, а путь, предложенный в свое время Э. Титченером (1914) (т.е. метод хорошо организованного самонаблюдения), уже привел бы нас к постижению основных закономерностей психики. В действительности же познание «психических сущностей» невозможно без их объективизации, а путь познания внутреннего мира так же бесконечен, как и внешнего.

Нейрофизиологам следует отказаться от не менее распространенной иллюзии гарантированной объективности всех используемых ими категорий, их независимости от познающих субъектов и от некоторых психологических и философских воззрений. История становления, расцвета и упадка концепции рефлекса и рефлекторной дуги – хорошая иллюстрация к этому тезису. Физик Э. Max (1908) пришел к анализу ощущений, считая, что без знания психологии восприятия нельзя адекватно постигнуть физические закономерности. Что же тогда сказать о нейрофизиологии, которая на всех этапах своего развития неизбежно оперирует категориальным аппаратом психологии? Создание целостных нейрофизиологических теорий вряд ли возможно без их фактического сплава с психологическими концепциями.

Статья будет выглядеть явно незавершенной, если после критических замечаний автор не предпримет попытку предложить какой‐нибудь гипотетический «позитив», что и приходится сделать в контексте проблемы зрительного образа.

В вопросе становления зрительного образа противоречие между элементаристским и целостным подходами проявляется особенно отчетливо. Своеобразие данной проблемы и ее диалектическая сущность лучше всего вскрываются при сопоставлении двух крайних точек зрения. Если допустить, что образ создается путем последовательной фиксации элементов и их объединения в некое целое, то непонятно, как производится выбор нужных элементов, когда образа еще нет и общая зрительная ориентировка наблюдателя отсутствует. (К тому же экспериментальная проверка доказала, что этот путь не дает положительного результата (Андреева, Вергилес, Ломов, 1972).) Если же предположить, что возникновение образа предшествует перемещениям взора, то придется признать бесцельность движений глаза (по крайней мере, в деле построения зрительного образа). Непримиримость этих крайних позиций обусловлена тем, что в первом случае делается попытка создать образ «на пустом месте» из случайного набора случайных элементов, а во втором – подойти к образу как к чему‐то заранее «готовому» и мгновенно «схватываемому» субъектом. Антиномичность приведенных суждений снимается, если согласиться с тем, что «способность смотреть, как и способность к любой психической деятельности, формируется в самом процессе этой деятельности» (Рубинштейн, 1951, с. 201). Образы, которыми оперирует зрительная система взрослого человека,– результат длительного обучения, а сам акт восприятия обязательно включает в себя узнавание и воспроизведение (т.е. процессы памяти). Согласно генетическим данным, накопленным в последнее десятилетие, исходной базой для обучения зрительной системы служит ее врожденная способность к выделению контрастов и движущихся стимулов, а также способность к грубому различению формы, размера и удаленности объектов (Бауэр, 1979; Зрительное опознание и его нейрофизиологические механизмы, 1975; Рок, 1980). Поэтому в онтогенезе зрения отсутствует предполагавшийся ранее этап, на котором глаз «ощупывает» предмет, перемещаясь по его контуру,– такая операция оказывается просто ненужной. Вместе с тем глазодвигательная активность появляется у младенца очень рано – с первого дня жизни. Нейрофизиологический механизм саккады генетически фиксирован, а перевод взора в направлении стимула, обладающего определенными физическими свойствами, также реализуется по жестким, наследственно закрепленным программам. Эти примитивные формы сенсомоторной координации внутри зрительной системы служат базой для последующего развития более тонких координации и произвольных движении глаз.